— Великолепная мысль, однако лучше воздержусь. Конечно, лишь покуда вы будете соблюдать положенные приличия.
Помолчав мгновение-другое, я прибавил:
— Нет особой нужды. Я уже отомщен, ибо каждый Божий день убивал вас вон там, в пыточной камере. Мысленно. Сотнями способов, о которых при порядочной даме, — я кивнул на Китти, — и распространяться-то зазорно.
— Понимаю, — ответил грубый хриплый голос. — Так мыслят все мои подопечные.
— Да и неразумно было бы стрелять. Мертвые не страдают, Элси. А коль скоро ты останешься жить, имеется надежда, что в один прекрасный день... как вы, медицинское сословие, говорите? — ремиссия болезни прервется. Акромегалия возобновит развитие и природа потрудится над тобою куда основательнее и беспощаднее, чем сумел бы поработать я.
Глаза под кустистыми бровями сузились. Я убедился: попал в уязвимое место. Элси боялась болезни своей, пожалуй, акромегалия была единственным, чего она страшилась на всем белом свете. Устрашишься тут: рожа доисторического чудовища, идола, каменной скифской бабы, монстра, написанного Иеронимом Босхом... Доктор Сомерсет угрюмо поглядела на Китти. — И все, — вздохнула она, — лишь оттого, что глупая девчонка затеяла отметить за гибель своего бесхребетного муженька! Ох уж, эти слюнявые интеллектуалы! Голубушка, неужели вы и впрямь думали, будто, устранив слабодушного изменника, мы дали вам право и основание подкапываться под правое дело? А вы, Хелм? Наемный убийца, служащий преступному империалистическому правительству Соединенных Штатов, использовал скорбь несчастной дурочки, чтобы навредить партии, на которую с надеждой взирают все канадские труженики! Партии, ставшей умом, честью и совестью передовых людей; партии, готовящей великую революцию. Разве революция не стоит одной отнятой жизни? Революция стоит сотен жизней, тысяч жизней, миллионов... Бей его, Жак!!!
При иных условиях и обстоятельствах ее бредовая тирада, касавшаяся великой бойни, за коей должно воспоследовать светлое будущее, пожалуй, и сработала бы. Но ворвавшийся охранник явил неимоверную медлительность. Недопустимую по любым меркам — как профессиональным, так и любительским.
Предохранительный ремешок на кобуре оставался застегнут, а срывать кнопку молниеносным движением субъект, по-видимому, не умел. Отворив дверь, узрев непонятную сцену и услыхав короткую команду Элси, он рванулся вперед, хватая рукоять пистолета.
Страж местных порядков не был ни лихим ковбоем, ни великим полицейским, даже если совершенно искренне полагал себя таковым. Я почти неторопливо хрястнул стволом кольта по запястью доктора Сомерсет, пытавшейся вырвать у меня оружие, сделал шаг назад и спокойно прицелился...
Осознав, наконец, что трагически погибает при исполнении служебных обязанностей, Жак благоразумно застыл столбом. Буквально окаменел в неустойчивой, неудобной позе, успев извлечь пистолет лишь до половины.
— Не так берешь, — уведомил я. — Двумя пальчиками надо... Правильно. Теперь вытащи пушку и тихонько положи на бюро. Пожалуйста...
Глава 12
Жак повиновался, после чего все мы — за вычетом сидевшей Китти — постояли неподвижно. Покорный слуга оценил положение.
Важнее всего казался очевидный факт: охранник не подозревал, в какую передрягу попадет. Иначе вломился бы с пистолетом наизготовку или, во всяком случае, позаботился бы ремешок отстегнуть заранее. Следовательно, доктор Элси не подняла тревогу, наступив на потайную кнопку под ковром, либо включив радиомаячок в кармане халата.
И все же она знала о грядущем появлении Жака. Ибо напропалую старалась отвлечь мое внимание. Пожалуй, затем и оставила свет включенным: предстояла неведомая беседа с глазу на глаз. Возможно, Жаку причиталась хорошая взбучка за неведомую провинность, а возможно — еженедельный денежный чек. Это, впрочем, не играло ни малейшей роли...
— Кажется, руку поломал! — возвестила доктор Элси, нежа и осторожно ощупывая пострадавшую кисть. У кольта ствол весьма увесистый, а немного сил покорный слуга еще сберег.
— Изумительно! — отозвался я. — Первая радостная новость за целый день. Чего дожидаетесь, доктор? Жалости? Долой халат, мерзавка... В нагрудном кармане, кажется, безобидный стетоскоп, но уж лучше я сам удостоверюсь. Да, и будьте любезны сообщать о симптомах, сопутствующих полученному повреждению. Так хочется услыхать, что вам очень, очень больно!
Элси неловко, с огромным трудом вывернулась из халата, щадя невезучую кисть. Не особенно веря жалобам на перелом, я отнюдь не собирался зачислять свою былую мучительницу в разряд безобидных инвалидов, а посему поторапливал ее безо всякого снисхождения.
— Бросить на пол, — распорядился я. — Теперь медленно двинуться к вон тем стульям и сесть. Жак, столь же медленно и благоразумно последуйте примеру доктора. Кстати, ваше полное имя?
Он был худощавым пожилым субъектом с выцветшими глазами, густыми седыми бровями и пышными усами, тоже седыми. Старый добрый техасский охотник, жующий табак и отпускающий плоские шуточки с телевизионного экрана, по которому ведет главного героя — мускулистого тупого забияку — в заветный каньон, где изнывает нежная героиня, плененная бандой мексиканских трусов либо индейских головорезов...
Обидно было думать, что столь колоритная личность и пистолета по-человечески выхватить не умеет. В Голливуде таких не жалуют и на важные роли не берут. Наверное, поэтому Жак и служил простым охранником санатория.
— Фрешетт, — молвил он глухим голосом, с несомненным французским акцентом. — Мое имя есть Жак Фрешетт.
— Чудесно. Присаживайтесь, господин Фрешетт. Сидя, легче воздержаться от опрометчивых телодвижений, потому как совершить их куда тяжелее.
— Oui, monsieur.
На бюро красовался телефон, а второй, спаренный аппарат примостился на письменном столике в углу.
— Китти, — осведомился я, указывая на пистолет охранника, — ты умеешь пользоваться оружием? Не просто потрясать им, как той несчастной сверкающей «Астрой», а стрелять? По-настоящему? Девушка помотала головой.
— Прости, Поль... Мне с детства прививали отвращение к... В общем, не стреляла ни разу.
— Кто-нибудь, — ядовито сказал я, — сумеет когда-нибудь вразумительно пояснить, чего ради во дни дикой, безудержной преступности и варварского, беспричинного насилия выращивают целое поколение беспомощных и безоружных олухов? Ладно, делать нечего. Бери пистолет. И гляди, не размозжи мне голову ненароком.
Я тщательно проверил запоры медицинских шкафчиков, ибо ланцеты и склянки с кислотой могли сослужить пленникам внезапную и чрезвычайно действенную службу. Приблизился к письменному столику, выложил на него добрых полтора фунта ключей и три бумажника.
— Довожу до вашего сведения, месье Фрешетт, — молвил покорный слуга. — Предыдущие владельцы этих кошельков сделали взносы в Хелмовский фонд побега отнюдь не по доброй воле. Не хотелось бы пополнять коллекцию вашей мошной, однако я не стану колебаться и бороться со своею совестью, коль скоро нужда возникнет. Надеюсь, вы склонны к миролюбивому сотрудничеству и взаимному пониманию. Охранник облизнул губы.
— Каким образом, Monsieur?
— Можете вызвать сюда доктора Кэйна так, чтобы у доктора Кэйна подозрений не вызвать? Не можете — скажите честно.
Фрешетт казался озадаченным.
