'прости'.
- Остановись! - крикнула Франческа. - Никого ты не убьешь! Ведь сам понимаешь и знаешь: это никакой не Рамиро! Да Рамиро в жизни не пристал бы к женщине выше него на целый фут! Самолюбив, стервец!
- А кто же? - вкрадчиво полюбопытствовал я.
- Не скажу.
- Для ученой дамы, докторессы, поистине странное отношение к фактам, - вздохнул я. - Хорошо. Предоставляю свободный выбор. Либо ты выскакиваешь мне вослед, подымаешь тревогу, начинается пальба, гибну я и еще немало неповинных и очень сонных людей, либо сидишь в этой комнате подобно мыши, тихохонько. В последнем случае не пострадает никто. Выбирайте, ваша умудренность.
Франческа промолчала.
Выключив лампу, я приблизился к окну, беззвучно освободил защелку, столь же бесшумно поднял раму.
- Сэм! - раздался еле слышный оклик. Я повернул голову.
- Будь осторожен, милый.
Пятью минутами позже я очутился довольно далеко от освещенных окон и дорожек, сделал большой, весьма предусмотрительный крюк и выбрал место, с которого мог без опаски следить за входом в собственный коттедж. Перед входом красовался незнакомец. Так и есть: bandido чистейшей воды и девяносто шестой пробы. Просто пародия - широкополое сомбреро, плащ-серапэ, широкий кожаный ремень. Голливудские режиссеры спятили бы от восторга.
В былые времена винчестеров и ремингтонов эти парни пользовались очень живописными патронташами, носили их перекинутыми через плечи, перекрещивавшимися на груди. Весьма изысканно. Теперь же подобная публика предпочитает американские винтовки М-16, а подсумки армейского образца выглядят отнюдь не впечатляюще.
В Латинской Америке штурмовая скорострельная М-16 распространена примерно так же, как пресловутые автоматы Калашникова на африканском и азиатском континентах. Революционеры, мятежники и заговорщики всех мастей просто запускают лапу в арсеналы правительства и хватают хранящиеся там стволы. Сволочь африканскую и азиатскую снабжает оружием заботливая Москва, латиноамериканскую мразь пестует Вашингтон. Вот и вся разница.
Уподобляясь пресмыкающемуся и всей душой уповая, что не повстречаю никакой местной разновидности оных, я пополз меж кустами. Некоторые местные растения дали бы сто очков форы любой колючей проволоке. Я обогнул угол домика, угнездился напротив гостиничной автомобильной стоянки.
Полдесятка видавших виды джипов и большой шестиколесный бронеавтомобиль, сражавшийся, должно быть, еще против нацистов. Или за них, понятия не имею.
Перед броневиком недвижно стоял субъект, ударивший Франческу. В этом я не сомневался ни секунды, ибо ни от кого иного миссис Диллман подобного не снесла бы. По крайности, не снесла безропотно.
Картина оказалась уже не пародийной, как подле коттеджа, но чисто карикатурной. За рулями джипов гордо восседали вооруженные винтовками бандюги. Собратья их, державшие М-16 наперевес, торжественно чем никому не нужный, смехотворно излишний в этих местах караул. А трое телохранителей как зеницу ока сторожили драгоценную особу своего начальника. Разбойничья шайка времен Боливара, чудом перенесшаяся в двадцатый век...
Припомнился анекдот о неуловимом вожде апачей, который был неуловим, ибо никто и не собирался ловить его... Да, мне выпала редкая зоологическая удача: наблюдать колоритный экземпляр латиноамериканского generalissimo прямо в среде обитания...
На двух старомодных портупеях болтались два кольта - с перламутровыми рукоятями, разумеется. Люпэ де Монтано понимал толк в огнестрельной роскоши, ничего не скажу.
Крупный мужчина для представителя смешанной расы. Приметное брюхо, черные, точно смоль, усы... Но вынужден сделать поправку к вышеизложенному. Люпэ, единственный, пожалуй, изо всей дурацкой шайки, не казался смехотворным. Хотя и нацепил псевдовоенную полевую форму цвета хаки, со знаками различия.
Смуглое, плохо выбритое лицо под козырьком кепи казалось неглупым и жестоким. А глаза, наверное, видели собеседника насквозь, точно стеклянного. Такое у меня было подсознательное ощущение.
Монтано шагнул вперед, потому как на крыльце дальнего коттеджа возникло движение. Сначала спустился маленький человечек, тащивший инвалидное кресло. Сделанное почти целиком из алюминия, оно весило сравнительно мало. Затем объявился Рикардо Хименес, опиравшийся на костыли и ступавший с предельной осторожностью. Ему услужливо, хотя неловко, пособили сойти.
В кресло Рикардо не сел, а, ухватившись за перила, перевел дух и подождал, пока el senor generalissimo приблизится. Приблизился Люпэ быстро, с похвальной вежливостью, сопровождаемый тройкой головорезов. Широко распахнул объятия, осторожно и крепко прижал Рикардо к широкой своей груди.
Отступил, подтянулся, произнес по-испански:
- Выглядишь неизмеримо лучше, чем при последнем свидании, возле Ла-Форталесы. Как я рад увидеться вновь, дружище! Рикардо засмеялся:
- Не могу ответить подобной же учтивостью, генерал, ибо не помню, как выглядели в то время вы. Сами помните: валялся в обмороке... Но я тоже очень радуюсь встрече!
- Генерал? Какие глупости! Меня зовут Люпэ, а тебя Рикардо. Пойдем, еще многое нужно обсудить...
Монтано щелкнул пальцами, бойцы подкатили кресло, помогли Хименесу устроиться поудобней.
Новый щелчок пальцев.
Шайка неожиданно быстро кинулась к машинам и заняла места не хуже вымуштрованного мотострелкового взвода. 'Ого, - подумал я, - нехудо. Учесть придется...'
Заурчали двигатели, вереница автомобилей, возглавляемая броневиком, тронулась и растаяла в ночи.
Когда я возвратился к домику и проскользнул внутрь, лампа оставалась отключенной и ни звука не слышалось. Я почувствовал известную досаду, но потом глаза чуток обвыклись и в слабых лучах луны, струившихся сквозь распахнутое окно наискосок, обозначилось белокожее стройное тело, разметавшееся на постели.
Франческа исправно дожидалась меня.
Глава 12
Пробудился я при лучах солнца, отнюдь не слабых. События минувшей ночи казались не вполне реальными и совсем незначащими, кроме одного.
Я испытывал странное, щемящее чувство утраты. Правда, терять предстояло чужую жену, которая сразу и честно предупредила, что связь окажется мимолетной. И все же мне сделалось грустно. Отчего, пояснить не могу. Я даже не подозревал, до этой минуты, что успел немного - или изрядно - привязаться к Франческе Диллман.
Припомнилась маленькая безжизненная фигурка, лежавшая на чикагском асфальте, славная девочка, чью память я, по сути, предал... Тьфу, чепуха! Элли лишь посмеялась бы, узнав, как я лежу в провинциальной коста-вердианской гостинице и рассуждаю касаемо посмертной верности.
Поднявшись, почистив зубы и наскоро приняв душ, я натянул джинсы, походные ботинки, револьвер затолкал за пояс, а рубаху надел навыпуск, дабы спрятать маленькую торчащую рукоять.
Франческа уже уплетала завтрак в обществе четы Патнэмов. Я легонько поклонился, услыхал невразумительное 'с добрым утром' (все трое жевали), присмотрел отдаленный столик и уселся, мрачно глядя на плавательный бассейн. Прилетевшая будто на крыльях официантка записала заказ, обещалась возвратиться во мгновение ока и упорхнула.
- Предпочитаете скорбеть в одиночестве? Если нет, могу составить компанию!
Миранда Мэтсон с грохотом подвинула к себе стул и пристроилась рядом. Она казалась начисто
