роль этой пушки в истории сильно преувеличена. Подозреваю, куда больше ковбоев и индейцев сломали себе шеи при падении с лошадей, чем пали от этого старого сорок пятого. Тем не менее, сейчас, когда эта модель снята с производства, всякий, кто владеет ею, находится под воздействием иллюзии, что обладает уникальным сокровищем. Поэтому мы продолжаем латать эти чертовы штуковины всякий раз, когда они ломаются, что происходит с удручающей регулярностью. Я положил мою ношу на верстак и подозвал Джима. Подойди я к нему сам, он воспринял бы это так, будто с ним нянчатся, и страшно разозлился бы. Единственное, чего с избытком хватало в нашей мастерской, – так это темперамента.
Джим подобрал костыли и заковылял ко мне через всю мастерскую. Полиомиелит поразил его в возрасте десяти лет или около того. Но несмотря на физический недуг, парень был для нас настоящей находкой. Осторожный работник, влюбленный в оружие, он мог стрелять как машина с любого положения, которое ему позволял принять его дефект. Джим даже научился стрелять стоя, хотя, конечно, из-за костылей и речи быть не могло об его участии в официальных состязаниях из такого положения. Зато из положения лежа и сидя он мог потягаться с лучшими, о чем свидетельствовали его призы и медали.
– Где Хоффи? – поинтересовался я.
– Вышел за пивом, – ответил Джек и ухмыльнулся, указав рукой на слоистую деревянную болванку, все еще лежащую нетронутой на верстаке. – Видимо, устал таращиться на нее. То ли никак не может представить себе, как она должна выглядеть, то ли еще что-то. Он чокнутый, что ли?
– Да, – ответил я, не желая вдаваться в подробности. Это место просто кишело чокнутыми. При более пристальном рассмотрении бизнес с оружием был для нас не чем иным, как формой психологической компенсации. Просто горстка шизофреников нашла выход своим агрессивным импульсам в фабрикации орудий смерти. Меня так и тянуло пофилософствовать на эту тему. Бог его знает, куда мы придем? Но сдержался и, вытащив винтовку 25-го калибра из чехла, попросил Джима:
– Смажь ее как следует, эта детка готова к отправке, упакуй ее и сообщи на железную дорогу, чтобы забрали. Прежде чем запечатать посылку, убедись, что положил ключ Аллена для оптического прицела. Адрес в папке, О'кей?
– Хорошо, мистер Найквист. Как насчет зарядов?
– Здесь патронов на сотню выстрелов. В каждом по сто семнадцать гран свинца. Пошли их отдельно. Можешь подклеить к ним эту мишень. – Я записал дату отгрузки на мишени, поставил штамп «проверено» и черканул свои инициалы под штампом. – В мое отсутствие было что-нибудь, о чем мне следует знать?
– Какой-то мужчина принес семидесятую модель «хорнета». Хочет рассверлить ее под «Ремингтон- 222».
– Не желаешь попробовать свои силы?
– Здорово! – Джим не пытался скрыть охватившей его радости. Это была самая крупная работа из тех, что ему доверяли до сих пор.
– О'кей. Ну а я собираюсь прошвырнуться за угол перекусить. Если явится Хоффи, передай ему мои слова: пусть кончает рассматривать и начинает стругать.
Только в ресторане, когда прохлада кондиционеров обдала мою взмокшую от пота рубашку, я сообразил, что день выдался жарким. Какое-то время ушло на то, чтобы обсохнуть и почувствовать себя комфортабельно в искусственном климате. Я не уделял особого внимания пище: еда здесь всегда была такой, что гурману лучше не пробовать. Когда же снова выбрался на улицу, зной и свет ударили мне прямо в лицо.
Я направился обратно в мастерскую. Внезапно по бокам от меня выросло по типу, которые пошли в ногу со мной.
– Шеф желает тебя видеть, – сообщил один из них. Оба были шестерки. Их лица показались мне знакомыми, но как-то смутно: видеть-то я их видел, но для меня все они были шестерки, и я никогда не утруждал себя запоминанием их имен. Несмотря на жару, на них были пиджаки.
– О'кей, – согласился, – только позвольте мне на минуту заглянуть в мастерскую...
– Обойдешься, – рявкнул тип справа. Я продолжал шествовать между ними. Мастерская была уже близко.
– Что за спешка? – резонно поинтересовался я. – Мне надо сказать парню, который там...
– Напишешь ему письмо, – оборвал меня тип слева и схватил за руку.
Я вывернулся, и его собственное усилие стоило ему потери равновесия. Сделав шаг вперед, я ухватил моего конвоира за лацканы пиджака и спустил ему пиджак до самых локтей, блокировав этим руки. Одновременно развернул его на сто восемьдесят градусов. Разворот придал бедолаге кинетическую энергию. Я еще добавил свою, пихнув его в объятия шестерки номер два, и они оба повалились на асфальт. А я тем временем оказался в мастерской.
Прямо за дверью у нас находилась ружейная пирамида – своего рода витрина. Я сграбастал с козел гордость нашей коллекции – самого что ни на есть убойного вида ружье огромных размеров с наружным курком и двумя стволами. Насколько мне известно, найти к нему патроны просто невозможно, но огромные курки выглядели страшнее дьявола, когда с грозным щелчком я взвел их и шагнул обратно в дверной проем. Ружье было подлинным антиквариатом, со стволами из дамасской стали, сделанными в те дни, когда их еще не отливали. Тогда наматывали стальные полосы по спирали на стержень, а затем паяли швы, чтобы вышла труба. В результате ствол получался настолько прочным, что выдерживал взрыв допотопного черного дымного пороха. Правда, современными зарядами я не согласился бы стрельнуть из этого ружья даже за миллион долларов.
Разумеется, шестеркам на тротуаре это было неведомо. Увидав зияющие дыры дула и огромные взведенные курки, они так и замерли на месте. Потом один из них, у которого пиджак все еще висел должным образом на локтях, выкинул вперед ладонь, как бы защищаясь.
Я спокойно проговорил:
– Передай шефу: если я так ему нужен, пусть сам позвонит и попросит меня прийти. Может быть, и приду, если не буду слишком занят.
Они стряхнули с себя пыль и отбыли восвояси. Я вернул антиквариат на место и быстро оглянулся на звук. Это Джим Хайнс вынул патрон из патронника «супера» 25-го калибра, который он готовил к отправке. Паренек, взглянув на меня, ухмыльнулся и осведомился:
– Это личная драчка? Или следовало вмешаться?
– Драчка? – удивился я. – Кого с кем? Да это просто комедия от нечего делать, партнер. Не принимай всерьез. – Мгновение я не спускал с него глаз. – Я имею в виду, не бери в голову.
– О'кей, босс, – отозвался Джим.
И тут зазвонил телефон. Должно быть, шестерки не мешкая доложили шефу о результатах переговоров со мной из первого же попавшегося им на глаза автомата. Я поднял трубку и услышал голос Карла Гандермэна.
– А ты день ото дня становишься круче, приятель, или я ошибаюсь? – спросил он.
– Держи своих холуев ближе к дому, – в тон ему ответил я, – иначе в следующий раз на самом деле задам им перцу. Загоню патроны в ружье, и все такое.
Карл разразился смехом.
– Ты хочешь сказать, что эта «мортира» была пустой? Погоди, дай им самим послушать! – Тут он кончил смеяться. – Пол, как насчет того, чтобы заскочить ко мне домой на пару минут? Или я должен добавить слово «пожалуйста»?
– Думаю, смогу сделать тебе такое одолжение, – сухо ответил я.
– Ну ты сволочь, – сообщил он любящим тоном. – В один из ближайших дней кое-кто из мальчиков собирается не на шутку обидеться и снести тебе башку.
– Имеешь в виду, попробует это сделать, – поправил я. – Ладно, жди меня, Карл. – Я положил трубку и посмотрел на Джима. – Значит, все, как я и сказал. Это был спектакль на потеху нашим посетителям. Откуда им было знать, что в лавке, кроме тебя, никого нет? Ладно, держи ушки на макушке. Я скоро вернусь.
Гандермэн купил себе дом на Вендовер-Хиллз год назад. Это были те еще апартаменты. Я всегда чувствовал себя неловко, подруливая туда в замызганном маленьком «плимуте». Карл не раз намекал, что мне следовало бы мыть машину, прежде чем припарковываться возле его шикарного особняка. Но это, как
