Но он приносил салат «оливье», цыплят табака, бифштексы – все, что оставалось на кухне и к следующему дню считалось непригодным. Санитарный врач был очень строг.
Вот так и жили в те ушедшие времена, когда власть могла сурово покарать. Именно страх заставлял всех выполнять как следует свои служебные обязанности. Но забудем про страх и вернемся к поварам.
Им разрешалось забирать неликвиды. Поэтому ушлые молодцы в белых колпаках готовили так, что на кухне всегда оставались лишние блюда.
Каждый вечер мой сосед притаскивал две сумки ресторанной жратвы и пару бутылочек сливового. Это был особый род напитка: в бутылку сливалось все, что оставалось недопитым на столах. Водку, сухое вино, портвейн, коньяк, очень в те годы популярный в Москве румынский ром.
Я несколько раз пил этот напиток – гадость необычайная. По случаю того что в 50-е годы в Москве холодильники «Газоаппарат» были доступны только руководящей элите или артельщикам, продукты хранили за окном.
По понятным причинам летом мой сосед повар Трофимыч делился добытым с обитателями нашей коммуналки, и я на своем кухонном столике нередко находил салат «оливье» и пару цыплят тапака.
Ресторан «Астория» был закрыт, когда началась война. Впрочем, все рестораны в Москве, кроме тех, что были при гостиницах высшего разряда – «Гранд-Отель», «Националь» и «Москва», – закрыли. В «Астории» организовали столовую для работников Моссовета, райкома партии и еще каких-то важных учреждений.
Особых излишеств там не было, об этом мне рассказывал мой сосед. Винегрет, суп рыбный и каша с кусочком вареного мяса. Но посетители столовой получали специальную книжку с отрывными талонами и продовольственные карточки оставались нетронутыми. По тем временам это было большим подспорьем.
В январе 1944 года в Москве заработали коммерческие рестораны «Астория», «Москва», «Гранд- Отель», «Националь», «Аврора». И хотя цены в них были чудовищные, снова началась увлекательная московская жизнь.
«Асторию» облюбовали солидные воры – генералы московского блатного мира. Что и говорить, деньги у них были. Постоянными посетителями «Астории» стали поляки из военной миссии, французские военные, а также английские журналисты из газеты «Британский союзник», издаваемой в Москве.
Я очень хорошо помню эту газету, особенно ее логотип: английский солдат в каске, похожей на сковородку, и наш боец, тоже в каске, несут знамена своих сражающихся стран.
А раз было много иностранцев, то и наших «журналистов» было немало, и у всех в кармане лежало удостоверение «Вечерней Москвы». Это были доблестные бойцы НКГБ, пасущие веселых иностранцев.
Когда мне рассказали об этом, я долго не мог понять, почему «ксивой прикрытия» избрали самую любимую москвичами в те годы газету. И мне объяснил старый опер, сам бывавший тогда в «Астории»:
– «Правда» – официоз, «Известия» – солидняк, «Труд» – тяжеловесный, а «Вечерка» – веселая, вроде бы репортерская газета. Усек?
– Усек, – ответил я.
Ходили в «Асторию» ради замечательной певицы – красавицы Беаты Кочуры. Она пела на русском и на польском. Когда она пела на нашем родном языке, то легкий акцент придавал любому танго неповторимое очарование.
Беата бежала от немцев из Львова, там она работала в ресторане «Бристоль», который при советской власти переименовали в «Першетравный», то есть «Первомайский». Ресторан «Бристоль» во Львове польском, потом советском имел неважную репутацию. При поляках здесь собирался весь цвет уголовного мира западных земель и Восточной Польши. При советской власти они своим привычкам не изменили.
Я часто бывал во Львове в командировках и любил зайти в «Бристоль», тем более что там метром служил приятель моего дядьки. Он встречал меня, как родного, и рассказывал кучу занятных криминальных историй.
Итак, мы готовились к съемкам двух последних сцен. Вася Лановой играл бандита, выдающего себя за боевого летчика. Он надел полковничий китель, положенные ордена и о чем-то поговорил с режиссером. Олег Стриженов, исполнитель главной роли – полковника МУРа Данилова, очень трогательно завязывал галстук по той, старой моде. Все было готово. К сожалению, вместо красавицы Кочуры, певицу играла миленькая барышня из Театра Маяковского.
И сколько я ни говорил, что такой красавец, как Лановой, не увлечется этой девицей, режиссер увидел эту актрису по-своему.
Появился оркестр. Старые ресторанные лабухи. Они вытащили из сундуков униформу 50-х, и на площадке резко запахло нафталином. Они настраивали инструменты, а я заметил весьма немолодого человека, инструктирующего официантов.
Я долго не мог вспомнить, где его видел. А потом в памяти возник женский оркестр, хлопающие люди и метр. Это был тот самый метрдотель, который проработал в «Астории» немалое количество лет.
Он подошел ко мне, мы поздоровались.
– Это вы написали эту историю?
– Я.
– А откуда вы про полковника узнали?
– Я просто придумал этот персонаж.
– Так все дело в том, что полковник был на самом деле и кличка у него имелась – Хан.
– Он что, узбек?
– Да нет, мне опера рассказали, что фамилия у него была Хановский. И брали его у нас в ресторане, только, конечно, не так культурно, как в вашем кино. Драка была знатная. Хан здоровый был, он двух оперов, как щенят, раскидал – и к выходу, а там его по затылку рукояткой пистолета пригрели. Но у вас в кино это сделано более интеллигентно.
– Так я же ничего не знал про Хана, иначе написал бы боевую сцену.
– А может, как у вас, лучше. Все-таки все происходит в таком ресторане. «Астория» – это было место высокого класса.
– А кем был Хан? Бандитом?
– Нет, аферистом и вором.
Меня очень заинтриговала история фармазонщика и скокаря в полковничьей форме. И я пошел к старым операм.
Надо сказать, что Александр Васильевич Хановский, получивший кликуху «Хан», был очень красивым мужчиной. Я видел его фотографию в уголовном деле и подивился, как он был похож на американского актера Роберта Тейлора.
Родом Хан был из Ярославля. Там окончил автоклуб и поступил в летную школу. Но из армии лейтенанта Хановского выгнали за регулярное нарушение дисциплины и многочисленные амурные связи с полковыми дамами.
Бывший лейтенант не очень переживал расставание с военной службой. Он стал брачным аферистом, и довольно удачливым, так как жил весьма неплохо, деньги у него водились.
