Кэмпбелл прокашлялся.
— Нет, обычно я помогаю официальным правоохранительным структурам найти человека. Я не арестовываю. Лишь добываю информацию.
— Я вас нанял, чтобы найти убийцу… чудовище.
— Понятно, только он не выглядит чудовищем, Эд. Его нелегко распознать. Внешне он такой же, как вы или я.
— Мы еще не оговорили плату.
— Я беру пять сотен в день плюс расходы.
— Недорого. Предлагаю вам вдвое больше и премию… по результату.
Ухмыльнувшись, Кэмпбелл нырнул под стол и появился с безрукой-безногой Барби.
— Дочка Эми проносится ураганом, который всюду оставляет игрушки. Что вы говорили о премии?
— Миллион долларов. Если найдете убийцу Софи. Я уже объявлял вознаграждение, но без толку — одни пустые надежды.
— Миллион. — Сыщик хмуро разглядывал торс куклы. — Кстати, Уимблдон еще не начался?
— В понедельник.
— Может, подбросите билетики на мужской финал? — ощерился он. — Шучу. Бывайте, старина.
31
Мы с Уиллом договорились встретиться в баре у Ланкастер-Гейт. Безымянную пивнушку (кондиционер, музыка как в зале аэропорта, меню на пяти языках), где основной контингент — туристы из третьесортных отелей с видом на парк, выбрал Уилл, что было для него типично. Он всегда отличался бунтарским вкусом ко всему неописуемо гадкому.
Я добрался туда около семи и нашел его в укромной кабинке — он потягивал джин с тоником, читая спортивные страницы «Ивнинг стандард». Рядом с ним на велюровом диванчике лежал раздутый конверт.
— Полагаю, ты уже видел.
Он подтолкнул мне газету. На первой странице был снимок «смертельного вагона» на запасных путях в Линце. Я пробежал заметку с интервью попутчиков Сам — американской пары по фамилии Риверс. О Софи ни слова.
— Полиция не признает, что тут есть связь.
Уилл пожал плечами:
— У них могут быть свои соображения.
— Я хочу, чтобы вновь открыли дело Софи.
— Можешь поднять бучу.
— Чтобы нас опять обложили репортеры? Кроме шурина, о парижских событиях я рассказал только Лоре. Она здорово перепугалась, но больше рассердилась из-за того, что я хотел встретиться с Сам без ее ведома. Эту встречу она полагала истинной причиной моей поездки, и я не стал ее разубеждать, но лишь сказал: «Я боялся, что ты начнешь меня отговаривать».
Уилл меня разглядывал.
— Я понимаю, отчего ты не хочешь шума, Эд. Только не получится «невинность соблюсти и капитал приобрести».
Я прокашлялся.
— Та проблема… себя исчерпала.
— Какая? — Уилл изобразил простодушный взгляд, хотя все прекрасно понял.
— Ну, девушка, с которой я познакомился в Сети… я рассказывал. Мы решили взять передышку и пока не общаться.
— Ах, ты про островитянку! — фыркнул Уилл. — Что, бортанула тебя?
Я проглотил эту бестактность.
— Ты был прав, это уже превращалось в безумие.
— Я рад, что, к всеобщему благу, ты пришел в себя.
С Джелли было покончено. Я почувствовал облегчение, но меня слегка задело, что Уилл не стал ничего выпытывать.
— Так что доктор Васе разглядела в рисунках?
— Выпьешь?
Я посмотрел на часы. Дел не было, но я хотел, чтобы Уилл поскорее все рассказал.
— Нет, спасибо.
— Ничего, если я повторю?
Он пошел к стойке и вернулся с добычей — новая порция джина с тоником и двойной виски, хотя я отказался.
— Ну? — Я начал злиться.
Уилл все тянул. По телефону он лишь сказал, что коллега посмотрела альбом и сделала кое-какие выводы.
— Должен тебя огорчить, — начал Уилл. — Элна Васе полагает, что рисунки не имеют никакого отношения к убийству или его подготовке. Во всяком случае, так я истолковал ее высказывания. Я не сказал, какая история скрыта за альбомом, кто автор и что с ним произошло. Хотел получить беспристрастное мнение.
— Ты сказал о сайте?
— Я решил, это лишь все осложнит.
Уилл замолчал.
— Ну? — Приходилось из него вытягивать. — Какие у нее впечатления? На рисунках реальный или воображаемый дом?
— Она считает, это родной дом художника.
— Гринсайд? Представляю, что сказала бы Лора.
— Но это не важно… с диагностической точки зрения.
— Васе психиатр. Видимо, она пошла по твоей линии: мол, через рисунки Софи пыталась выразить то, о чем не могла говорить в реальной жизни.
— Что-то вроде того. — Уилл заерзал. — Элна тоже отметила сильное ощущение мрачной подавленности. Говорит, оно прямо выпрыгнуло с листа. И еще страх.
— Страх перед чем? Кажется, ты сказал, что она не ощутила внешней угрозы.
— Она говорит, угроза исходит изнутри.
— Изнутри дома?
— Слушай, я не буду прибегать к профессиональному жаргону. — Уилл взглянул на меня поверх очков. — Тебе это не понравится на любом языке. Элна считает, что побудительным мотивом художника стали сложные отношения с отцом. Угнетатель он. Софи боялась… тебя.
Я глубоко вздохнул, уставившись на шурина. Потом расхохотался:
— Да пошел ты!
— Да знаю, знаю, что ты скажешь…
— Нет, не знаешь. — Пока еще я смеялся. — Не могу поверить, что хоть на секунду ты воспринял эту муру серьезно. — Я покачал головой. — Ты вправду считаешь, что я подавлял Софи? Побойся Бога, Уилл, мою дочь, твою племянницу задушил какой-то безумец, а эта баба рассуждает об отцовых комплексах!
— Я не сказал, что согласен с ней. Но я должен уважать мнение врача. Может, тебе стоит задуматься.
— О чем задуматься? Ты знаешь, как мы были близки с Софи… знаешь, как сильно я любил ее. Да, наверное, я не был идеальным отцом. Я часто отлучался и не уделял ей достаточно внимания, но у нас были здоровые любящие отношения. Не хочу даже обсуждать эту дичь, будто она меня боялась.
