Где-то наверху рвануло. Но агрон успел уже изрядно опередить выбросившихся, и его падавшие обломки никого не задели.
Правда, снизу, с грунта, это вряд ли кто-нибудь смог заметить, даже если и внимательно наблюдал за происходящим.
Заинтересованным же лицам было доложено, что операция проведена успешно, в полном соответствии с заданием. После чего омниарх вычеркнул из своего списка и третье имя. Впрочем, его святейшество если и чувствовал себя удовлетворенным, то лишь в небольшой мере. И неудивительно: из шести человек, которых следовало обезвредить любым способом, трое все еще продолжали существовать. Оставалось лишь ждать новых докладов. Как надеялся омниарх – не менее удовлетворительных, чем предыдущие.
Ждать – это всегда тяжелый труд, но человек (да и не только именно человек), не способный на него, вряд ли добьется каких-нибудь успехов. Омниарх добивался успехов не раз, и достаточно крупных, так что ждать он умел. Правда, случалось ему переживать и неудачи, и даже более масштабные, чем успехи. Но об этом он сейчас предпочитал не думать.
Глава 17
Журналист, репортер Восемнадцатого канала кристовизии – канала, принадлежащего со всеми потрохами глобальному концерну «Спорт и мир», – размышлял над заключительной фразой репортажа о той самой встрече, которой следовало произойти завтра и чей сценарий был уже не только до мелочей разработан, но и утвержден. Фразу хотелось придумать такую, которая, с одной стороны, ничуть не умаляла бы значения одержанной победы и не ставила под сомнение высокий класс команды-победителя, с другой – не показалась бы обидной проигравшим (поскольку известно было всем и каждому, что эта команда в своем поражении ничуть не была виновата); привычный выход из ситуации напрашивался сам собой: команды были практически равны, а исход встречи решила удача, без которой, как все знают, выиграть невозможно. Все было бы просто для профессионального журналиста – но не для человека, привыкшего к оружию и к электронным и кваркотронным схемам, но не к созданию текстов. Так что Гибкая Рука пролил немало пота, пока не возникла наконец та запись, которую он и прослушивал в эти минуты. Сейчас пойдут последние слова. Вот они:
Дальше должны были прозвучать слова:
И далее – уже известное нам до конца.
Индеец на секунду-другую замер, осмысливая услышанное.
Собственно, думать особо и не над чем было: приказ был совершенно ясен – выбираться из арендованного тела, уходить любым способом и как можно скорее оказаться на месте встречи. Оставалось лишь реализовать все это практически.
Репортер обладал свободой передвижения, и если он сейчас встанет и, ничего не объясняя, направится к выходу, никто не остановит его и даже не обратит на его уход особого внимания. Тем более потому, что был уже тот час дня, когда все присутствующие (а отсутствующие – тем более) успели принять очередные дозы и находились в прекрасном расположении духа. Однако были и осложнения, не позволявшие немедленно вскочить и покинуть репортерский зал и Дом кристовизии вообще, причем сделать это уже в новом теле, выбрать которое сейчас и тут, на первый взгляд, не представляло труда.
Осложнений было два. Первым оказались совершенно некстати записавшиеся на кристалл с репортажем слова из капитанского распоряжения. Кристалл был разовым, стереть с него часть записи и заменить другим текстом было невозможно. Единственное, что репортер сумел бы, уничтожить кристалл, вставить новый и начать все сначала. Однако почти двухчасовой репортаж Гибкая Рука повторить с самого начала просто не смог бы: не было у него больше времени да и того душевного подъема, когда только и можно заставить намеченное в сценарии как бы происходить перед твоим внутренним взором и описывать еще и не начинавшуюся, лишь на завтра намеченную игру как совершенно реальное событие. Это состояние было вытеснено из сознания полученным сигналом тревоги.
Конечно, можно было махнуть на все рукой, оставить как есть и бежать, но это значило – оставить такой явный след, который мог бы сработать против всего экипажа. А кроме того, это стало бы гибелью, во всяком случае, профессиональной, для того парня, в чьем теле Рука сейчас обитал и который ну совершенно ни в чем не был виноват. Такое поведение Гибкая Рука считал недостойным мужчины – и, надо полагать, был прав.
Второе же обстоятельство заключалось в выборе нового тела, нужного хотя бы для того, чтобы добраться до места сбора. Да, здесь тел было вполне достаточно. Но среди них не было ни одного, не находящегося уже в состоянии, как это принято называть, наркотического опьянения. Войти в такое тело – проще простого, однако справиться с ним весьма трудно, а порой и невозможно, пока дурнота не пройдет, а это требует не минут, а часов, которых в распоряжении индейца не было.
Во всяком случае, на первый взгляд.
Так что тут действительно было над чем подумать. К чести Гибкой Руки нужно сказать, что думал он быстро, но выводы, к которым пришел, никак нельзя было назвать поспешными и необоснованными.
Он решил записанный репортаж переписать на новый кристалл – за исключением последних, пришедших со стороны слов, то есть остановить запись в нужное время, которое было нетрудно определить по счетчику. Так что его «хозяину» останется лишь закончить репортаж буквально несколькими словами – с чем он, безусловно, справится, как справился бы и со всем репортажем, если бы Гибкая Рука предоставил ему свободу действий. Таким способом индеец рассчитывал успокоить свою совесть.
Что же касается нового обиталища, то он окончательно решил, что ни одним из имевшихся сейчас тут организмов не воспользуется, но просто обождет, пока его собственное тело не будет доставлено.
Готовясь к визиту киллера, он спросил себя: каким образом его собираются уничтожить?
Способы экзотические он отверг сразу же. Никто не станет пытаться, допустим, взорвать весь Дом кристовизии ради уничтожения одного человека: кем бы ни был заказчик и организатор акции, он сам немедленно оказался бы в трудном положении, если учитывать, что в мире Альмезот ничто не остается скрытым надолго. Нет, огонь будет вестись по одиночной цели, теперь известной и заказчику, и, конечно, исполнителю. «Огонь» – слово чисто условное, это может быть, конечно, выстрел, но может использоваться и удар ножом, и укол, и газ, и мало ли что…
Но все – требующее личного контакта. Конечно, если идти по улице, то стрелок не промахнется и на расстоянии. А значит – не надо сейчас спешить наружу.
Мысль еще не успела закончиться, как у Гибкой Руки возник повод похвалить самого себя за сообразительность.
Потому что ожидаемое тело – оно же исполнитель – уже возникло в дверях. Надо отдать вошедшему должное: действовал он совершенно правильно. Не стал останавливаться и оглядываться, отыскивая глазами нужного человека, нет, он вошел решительно, уверенно, как бы спеша по важному делу (да, собственно, так оно и было), и направился к тому рабочему месту, где и работал только что индеец.
«Дистант? – думал Рука, пока гость продвигался по обширному залу, лавируя между рабочими местами. – Нож? Игла? Или…»
Исполнитель держал в руках перед собою не какое-либо оружие, но тонкий регистратор, в которых обычно приносят или уносят документы. Тут, где царила кваркотроника, таким способом информация передавалась редко, но все же ничего подозрительного в этом не было. Что можно скрывать в такой штуке? Что-то плоское. Вернее всего – лезвие. Может быть – звездочка. Холодное оружие прогрессирует медленнее всех остальных видов, и опознать его поэтому легче.
Индеец вел себя сейчас именно так, как следовало: сидел, отвалившись на спинку, глядя на приближающегося, и глупо, счастливо улыбался. Идеальная цель, да и только. На самом деле он был напряжен до предела: необходимо было уловить, когда исполнитель начнет действовать. Когда отведет локоть от тела, чтобы метнуть оружие. На дистанцию ближнего боя убийца выходить явно не собирается, не столь уверен в себе. Потому и замедлил шаг. Еще… Вот! Пора.
Рука нападающего со сжатым в пальцах оружием (оно оказалось все-таки звездочкой) поднялась на
