усы.
- И рогатиной не будешь в нас тыкать, - поспешно добавили другие бобры. - И кидать камнями. А мы за это разрешим тебе посмотреть наше подводное царство.
- Ладно, - сказал Меджекивис, нырнул к ним под корягу и через минуту уже стоял в их большом подводном вигваме перед Главным Бобром. Главный Бобр был размером с кадушку, и на голове у него был убор из орлиных перьев - не хуже, чем у дакотов.
- Ну и дела! - присвистнул Меджекивис. - А кто-нибудь ещё об этом знает? Ну, что здесь эта кадушка сидит?
Тут Меджекивиса и выперли из подводного царства, - за неуважение к Большому Бобру. Впрочем, в родном племени его давно уж не пускали в Палатку Совета Больших Вождей, - по аналогичной причине.
У Меджекивиса было шесть пар мокасин, одна из них волшебная. Он никогда точно не помнил, какая именно, и из-за этого не раз попадал в переделки. Свойство волшебных мокасин было в том, что они сами быстренько уходили, не дожидаясь Меджекивиса, едва только почуют, что обстановка накаляется.
Как-то Меджекивис отправился подслушивать возле вигвама шамана. Он подслушал уже три священных песни и собирался подслушать четвёртую, чтобы после распевать их на всё стойбище, как вдруг кто-то крепко ухватил его за ухо. Это был не кто иной, как сам шаман, Утренняя Звезда.
- Ну, и что ты тут делаешь? - процедил шаман уголком рта, отрывая Меджекивиса от твёрдой почвы под ногами. Стоило ему сделать это, как мокасины были уже далеко.
- Ох, ох, - застонал Меджекивис, вися очень тихо. - Я было подумал отнести вам в подарок пару мокасин.
- Уж не тех ли? - спросил шаман, поворачивая голову Меджекивиса в сторону улепётывающих мокасин, которые в этот момент ещё наддали ходу. - И что же за совет желал ты получить взамен?
- Я подумал, не пора ли мне сменить имя. На более... ну, более короткое, что ли.
- Насколько короткое? Вроде как Чип и Дэйл? - насмешливо спросил шаман. - А ведь твои мокасины-то умнее тебя. Они называются мокасинами и не бухтят.
Вечером того дня Меджекивис злобно шипел на мокасины, не зная, на какое место сесть, - после встречи с шаманом везде болело. А мокасины стояли себе на коврике у огня на просушке, ничем не отличаясь от остальных пяти пар.
Меджекивис всегда любил разыскать большую Черепаху Макинак и прокатиться у неё на спине. Ну, сама Макинак это не сказать, чтоб любила, - и без того еле лапы переставляешь, старость не радость, так тут ещё Меджекивис на спину навязался. Вдобавок он вздумал отбивать на ней танцевальные ритмы, как будто старая Макинак - это индейский барабан, и вот тут уж он допёк Черепаху. Однажды Макинак, не пожалев своей спины, вывалялась в липкой смоле, и, стоило Меджекивису усесться на ней поудобнее и пришпорить её пятками, громко пробормотала:
- А не прогуляться ли мне к зарослям крапивы?
Тут Меджекивису стало немножко неприятно, но сдвинуться с места он не смог.
И Макинак не торопясь проползла через крапиву, а потом ещё от души покаталась на спине, после чего Меджекивис стал какой-то немножко плоский, как будто по нему прошлись скалкой. Мимо проходил Барсук.
- Эй, Барсук, - начала Макинак. - Будь так добр, взгляни: у меня там ничего на спину не налипло?
- Э, да тут какая-то грязная лепёшка, и с лица напоминает Меджекивиса! - заметил Барсук и соскрёб Меджекивиса когтями.
В последовавшие за этим дни, пока Меджекивис был ещё чуточку плосковат, он извлёк из этого определённую пользу. Он усвоил немало чужих секретов, ловко проползая в щели в обшивке вигвама Утренней Звезды или прилипая снаружи. Охота же отбивать танцевальные ритмы на некоторое время покинула Меджекивиса.
Меджекивис с Иктоми решили извести белых людей колдовством. Для начала, забравшись в Центр Магии и Оккультизма, построенный белыми людьми в Чёрных Холмах, они спёрли там хрустальный шар.
- Вызывай моего покойного деда, - убеждённо шипел Меджекивис у Иктоми над плечом, пока тот раскручивал шар. - Он задаст им всем жару.
- Христофора Колумба, - трезво возражал Иктоми, ёрзая от нетерпения. - Вызвать - и врезать между глаз.
В конце концов они вызвали того, кого со всех точек зрения имело смысл вызвать - Бешеную Лошадь, знаменитого вождя дакотов.
Бешеная Лошадь спрыгнул на землю, оглядел Чёрные Холмы и едва заметно повёл левой бровью, что означало крайнюю степень отвращения.
После этого он привычно угнал обшарпанный грузовичок - с той же лёгкостью, с какой раньше угонял лошадей у белых людей-васичу, - и они с ветерком рванули в сторону резервации.
Через два часа Бешеная Лошадь молча рассматривал памятник самому себе в Чёрных Холмах. Судя по тому, как исказилось его лицо, обычно непроницаемое, монумент произвёл на него должное впечатление. Постояв минут десять, он сплюнул, одолжил у Иктоми двадцать долларов на бензин, сел и уехал. И поскольку двадцать долларов - это полный бак, надо думать, он собирался долго не останавливаться.
Тем временем шаман Утренняя Звезда тщательно пропесочивал Иктоми и Меджекивиса.
- Пока не сумеете вызвать вождя дакотов одним из старых индейских способов, удача вам не светит.
И он грохнул о камень хрустальный шар.
- Для начала надо вытравить белого человека в самом себе, - добавил он.
Так что если белые люди до сих пор ещё сидят в Вашингтоне, так это только потому, что Меджекивис с Иктоми не очень прилежно учатся, не любят зубрёжки и частенько сбегают из вигвама шамана на рыбалку.
Однажды утром отец Меджекивиса подбросил на ладони горсть наконечников для стрел и сказал глухим шёпотом:
- Сегодня идём охотиться на Бурбурру. Самая погодка. Только не вздумайте никому говорить об этом, не то провалите дело.
- Чтобы никакого трёпа, - обернулся Меджекивис к младшим братьям, показывая кулак. - Иначе всему делу крышка.
Следующие три минуты ушли у него на то, чтобы добежать до родного вигвама, и целых три минуты он молчал.
- Мать, приготовь-ка мне шесть сандвичей с индюшкой, - небрежно сказал он, едва откинув полог вигвама.
