зависимости от того, какое событие наступит первым. — Может, ты и боишься, но никогда этого не показываешь.
Лора еще девочкой поняла, что те, кто проявляет страх, в первую очередь подвергаются нападению.
— В тот день я купил экземпляр 'Ступеней', — продолжал Штефан, — и вернулся к себе в гостиницу. Я прочитал роман за ночь, и в некоторых местах он был таким трогательным, что я плакал… А в других таким забавным, что я не мог удержаться от смеха. На следующий день я купил две другие ваши книги, 'Серебряные локоны' и 'Ночные поля', и они были такими же талантливыми и волнующими, как 'Ступени', которые сделали вас знаменитой.
Странно было слушать, как ее хвалят за книги, которые она не написала в этой жизни. Но больше, чем содержание этих романов, Лору волновал другой страшный вопрос, который только что пришел ей в голову:
— В той, другой жизни, в том, другом 1984 году… была ли я замужем?
— Нет.
— Но я встретила Дании и…
— Нет. Вы никогда не встречали Дании. Вы никогда не были замужем.
— А я никогда не родился! — воскликнул Крис.
Штефан объяснил:
— Нет, все эти вещи случились, потому что я вернулся назад, в прошлое, в Денвер, в 1955 год, и воспрепятствовал тому, чтобы доктор Марквелл принимал роды у вашей матери. Второй доктор, заменивший Марквелла, не мог спасти вашу мать, но он доставил вас в этот мир в целости и сохранности. И с этого момента все изменилось в вашей жизни. Да, я изменял ваше прошлое, но для меня это было будущее, поэтому оно поддавалось изменениям. Спасибо небу за эту особенность путешествия во времени, иначе я не мог бы вас спасти, и вы были бы обречены на жизнь инвалида.
Снова налетел ветер и обрушил на окно потоки воды.
Лорой овладело прежнее чувство, что комната, где она находится, земля, на которой стоит этот дом, да и вся Вселенная были ненадежны и подвержены внезапным переменам, не более прочны, чем дым, который в любое мгновение может быть развеян дыханием бури.
— С тех самых пор я наблюдал за вашей жизнью, — продолжал Штефан. — С середины января до середины марта сорок четвертого я совершил более тридцати тайных путешествий, чтобы узнать, как вы живете. Во время четвертого такого путешествия, когда я отправился в 1964 год, я обнаружил, что вас уже год нет в живых, вас и вашего отца; что вас убил наркоман при нападении на бакалейную лавку. Тогда я совершил путешествие в 1963 год и убил его, прежде чем он сумел убить вас.
— Наркоман? — переспросил Крис.
— Я потом тебе все расскажу, дорогой. Штефан продолжал:
— Можно сказать, что до той самой ночи, когда Кокошка появился на горной дороге, дела у меня шли успешно, и я во многом улучшил и облегчил вашу жизнь. Мое вмешательство никак не лишило вас вашего таланта, и книги, которые вы писали, были ничуть не хуже тех, что вы написали в другой жизни. Это другие книги, но в той же тональности, что и те, прежние.
Лора почувствовала, что ее не держат ноги; она отошла от окна и села на стул.
— И все-таки почему? Почему вы приложили столько усилий, чтобы улучшить мою жизнь?
Штефан посмотрел на Криса, потом на Лору и, опустив глаза, наконец сказал:
— Когда я увидел, как вы подписываете книги в этом инвалидном кресле, когда я прочитал другие ваши романы, я вас полюбил… полюбил по-настоящему.
Крис задвигался на стуле, явно смущенный проявлением подобных чувств к его матери.
— А ваша душа была еще прекрасней вашего лица, — негромко произнес Штефан. Он по-прежнему не поднимал глаз. — Я полюбил вас за ваше великое мужество, может быть, потому, что в моем собственном мире чванливых, надменных фанатиков в черных мундирах я не видел проявлений подлинного мужества. Они совершали чудовищные преступления якобы во имя народа и называли это мужеством. Они были готовы отдать жизнь за извращенный тоталитарный идеал и тоже называли это мужеством, когда на деле это идиотизм, безумие. Я полюбил вас за ваше чувство достоинства, потому что у меня самого его не было, а у вас оно проявлялось в каждом жесте. Я полюбил вас за сострадание, которое проявлялось на каждой странице ваших книг, потому что в моем мире сострадание было редкостью. Я полюбил вас, Лора, и понял, что я могу сделать для вас. Это сделали бы для своих любимых все мужчины на земле, обладай они силой богов. Я постарался избавить вас от самого плохого, что было написано в вашей судьбе.
Он наконец поднял глаза. Они были необычайной голубизны и выражали муку.
Лора была глубоко ему благодарна. Но она не могла ответить на его любовь, потому что совсем его не знала. И все же его искреннее чувство, его страсть, которая заставила Штефана изменить Лорину судьбу и пересечь бурный океан временив чтобы оказаться рядом с ней, вернули ему тот волшебный ореол, который некогда его окружал в ее глазах. Он снова стал почти что божеством, поднятым на высоту из массы смертных за свою бескорыстную преданность ей, Лоре.
В эту ночь Крис лег спать вместе со Штефаном на скрипучем матрасе. Лора пыталась уснуть, устроившись на двух стульях.
Дождь, убаюкивая, непрерывно шумел за окном, и Крис быстро заснул. Лора слышала его спокойное дыхание.
Просидев в темноте час без сна, она тихо спросила:
— Вы спите?
— Нет, — тут же отозвался Штефан.
— Данни, — сказала она. — Мой Дании…
— Да?
— Почему вы…
— Не совершил еще одно путешествие в ту ночь 1988 года и не убил Кокошку до того, как он убьет Дании?
— Да. Почему?
— Потому что… Видите ли, Кокошка принадлежал к эпохе 1944 года, поэтому его убийство Данни и его собственная смерть была частью моего прошлого, которое я не мог переделать. Если бы я предпринял попытку вновь вернуться в ту ночь восемьдесят восьмого, только несколько раньше, чтобы остановить Кокошку, прежде чем он убьет Данни, силы природы немедленно вернули бы меня через Ворота обратно в Институт, и я не сделал бы и шага вперед во времени; закон природы против парадоксов, и он пресек бы в самом начале возможность подобного путешествия.
Лора молчала.
Штефан спросил:
— Вы поняли?
— Да.
— И вы смирились?
— Я никогда не смогу смириться со смертью.
— Но мне… мне вы верите?
— Пожалуй, верю.
— Лора, я знаю, как сильно вы любили Данни Паккарда. Если бы я мог спасти его даже ценою собственной жизни, я бы это сделал не задумываясь.
— Я вам верю, — повторила Лора. — Потому что без вас… у меня никогда не было бы Данни.
— А Угорь? — спросила Лора.
— Судьба стремится восстановить предопределенный ход событий, — сказал Штефан из темноты. — Когда вам было восемь, я застрелил наркомана и спас вас от насилия и смерти, но неумолимая судьба поставила на вашем пути еще одного педофила и потенциального убийцу Вилли Шинера. Угря. Но судьба также решила, что вы будете писательницей, что ваши книги будут нести миру одно и то же послание, как бы я ни менял вашу жизнь. И это положительная сторона вашей судьбы. Есть что-то пугающее и одновременно обнадеживающее в том, что некая сила старается восстановить нарушенные замыслы
