Тем не менее через две мили после того, как они выехали из города, они догнали машину дорожного патрулирования, и Клитман догадался, что именно этот полицейский встретится с Лорой Шейн и арестует ее и сына. Полицейский ехал, чуть не дотягивая до пятидесяти пяти в зоне с ограничением в пятьдесят пять.
— Пристрели его, — сказал Клитман через плечо капралу Мартину Брахеру, который сидел позади справа.
Клитман взглянул в зеркало заднего вида: на дороге за ними никого не было; машины шли лишь по встречной полосе, в южном направлении. Клитман перешел в левый ряд и начал на скорости шестьдесят обгонять патрульную машину.
Брахер на заднем сиденье опустил стекло. Сзади слева стекла не было, так как Губач через него расстрелял полицейского в Палм-Спрингс; ветер завывал внутри 'Тойоты', хлопал картой на коленях фон Манштейна.
Полицейский в машине с удивлением взглянул на них, так как мало кто из автомобилистов решался обгонять патрульную машину, шедшую почти на пределе установленной скорости. Клитман еще сильнее нажал на газ, скорость перевалила за шестьдесят, и 'Тойота' опять затряслась и зачихала, неохотно подчиняясь чужим рукам. Полицейский учел откровенное намерение Клитмана нарушить правила и слегка нажал на сирену, которая чуть взвыла и тут же смолкла, что расшифровывалось следующим образом: тормозите и съезжайте на обочину.
Вместо, этого лейтенант выжал из протестующей 'Тойоты' шестьдесят четыре мили, отчего возникла опасность, что она вот-вот развалится на части; этого было достаточно, чтобы идти немного впереди ошарашенного полицейского. Окно Брахера оказалось рядом с передним окном патрульной машины. Капрал нажал на спусковой крючок 'узи'.
Стекла патрульной машины разлетелись на куски, и полицейский был убит на месте. Он не мог спастись, потому что вне ожидал нападения, и несколько пуль попали ему в голову и грудь. Патрульную машину бросило влево к 'Тойоте', и, прежде чем Клитман смог сообразить, в чем дело, патрульная машина, прочертив бок 'Тойоте', пошла вправо и выскочила на обочину.
Клитман затормозил, отставая от потерявшей управление машины.
Четырехполосное шоссе поднималось футов на десять над уровнем пустыни, и патрульная машина вылетела за неогороженный край обочины. Какое-то расстояние она пролетела по воздуху, затем со страшной силой ударилась о землю, отчего разорвались шины. Раскрылись две двери, одна из них на стороне водителя.
Клитман перешел в правый ряд и медленно проехал мимо разбитой машины. Фон Манштейн сказал:
— Я его вижу, он повис на руле. С ним покончено.
Автомобилисты на другой стороне шоссе видели необычный полет машины. Они съехали на обочину, и, когда Клитман взглянул в зеркало, он увидел, что люди выходят из машин и, как добрые самаритяне, спешат на помощь полицейскому. Если кто-то из них и понял причину аварии патрульной машины, то не стал преследовать Клитмана, чтобы отдать его в руки правосудия, и это было весьма разумно с их стороны.
Клитман снова увеличил скорость, посмотрел на спидометр и сказал:
— Через три мили отсюда этот полицейский должен был бы арестовать женщину и мальчишку. Так что ищите черный 'Бьюик'. Через три мили.
Стоя около 'Бьюика' под горячим солнцем на голой каменистой земле, Лора наблюдала, как Штефан перебросил ремень 'узи' через правое плечо. Автомат свободно висел за спиной, рядом с рюкзаком с книгами.
— Не знаю, понадобится ли он мне, — сказал Штефан. — Если газ хорошо действует, то мне, наверное, и пистолет не нужен, тем более автомат.
— Возьмите его с собой, — серьезно посоветовала Лора. Он кивнул.
— Вы правы. Кто знает.
— Вам бы еще парочку гранат, — сказал Крис. — Гранаты очень бы пригодились.
— Будем надеяться на лучшее, — сказал Штефан.
Он снял пистолет с предохранителя и взял его в правую руку, держа наготове. Взяв левой рукой баллон с 'вексоном' за удобную, как у огнетушителя, ручку, он поднял его, чтобы посмотреть, выдержит ли такой вес его раненое плечо.
— Немного больно, — сказал он. — Тянет у раны. Но ничего, можно вытерпеть.
Они разрезали проволоку и освободили спусковую скобу баллона. Штефан положил палец на скобу.
Когда он выполнит свою задачу в 1944 году, он сделает последний скачок, обратно в эту эпоху, в 1989 год; по плану он должен вернуться сюда через пять минут после своего старта.
Штефан сказал:
— Мы скоро увидимся. Не успеете оглянуться, как я уже буду здесь.
Лора почувствовала внезапный страх, что он никогда не вернется. Она прикоснулась к его лицу и поцеловала в щеку.
— Желаю вам удачи, Штефан.
Этот поцелуй не был поцелуем любящей женщины, в нем не было и намека на нежность; это был ласковый поцелуй друга, поцелуй женщины, которая будет вечно благодарна, но не отдаст своего сердца. Она увидела по его глазам, что он это понимает. В глубине души, несмотря на то что он умел шутить, он был грустным человеком, и Лора хотела бы сделать его счастливым. Она жалела, что не может притвориться, что любит его хотя бы немного; к тому же она знала, что он разгадает любой подобный обман.
— Хочу, чтобы вы вернулись, — сказала Лора. — Поверьте мне, я очень этого хочу.
— Я рад и этому. — Он посмотрел на Криса. — Приглядывай за своей мамой, пока меня нет.
— Обязательно, — сказал Крис. — Только она сама это очень хорошо умеет делать.
Лора взяла сына за плечо, поставила рядом с собой.
Штефан поднял баллон с 'вексоном' повыше, нажал на спусковую скобу.
Под высоким давлением газ вырвался из баллона с шипением десятка разозленных змей, и Лорой на мгновение овладела паника: а что, если капсулы, которые они приняли, не защитят их от яда и они упадут на землю, корчась в судорогах и конвульсиях, и умрут через тридцать секунд. 'Вексон' был бесцветным газом, но он имел свой запах и вкус; даже на открытом воздухе, где он быстро рассеивался, Лора почувствовала запах абрикосов и тошнотворный вкус смеси лимонного сока и прокисшего молока. Но, кроме запаха и вкуса, она не испытывала никаких других неприятных ощущений.
Прижимая пистолет к груди, Штефан просунул свободный палец под рубашку и три раза нажал кнопку на поясе возвращения.
Фон Манштейн первым заметил черный автомобиль, стоявший среди широкого простора белого песка и светлых камней на расстоянии нескольких сотен ярдов к востоку от шоссе. Он показал на него остальным.
Конечно, на таком расстоянии лейтенант Клитман не мог разобрать, что это за марка, но он был абсолютно уверен, что это именно та машина, за которой они охотились. Три человека стояли рядом с машиной, издали они казались лилипутами, и под ярким солнцем их силуэты дрожали и колебались подобно миражу, но Клитман определил, что двое из них взрослые, а третий ребенок.
Внезапно один из взрослых исчез. И это никак нельзя было отнести за счет оптического обмана, создаваемого атмосферой пустыни. Третья фигура так и не появилась снова через несколько мгновений. Она исчезла, и Клитман не сомневался, что это был Штефан Кригер.
— Он вернулся,! — воскликнул пораженный Брахер.
— Зачем ему возвращаться, — заметил фон Манштейн, — когда все в Институте только и мечтают до него добраться?
— Более того, — сказал Губач за спиной лейтенанта. — Он прибыл в 1989 год несколькими днями
