— Но, послушай, надо же и чутью доверять. А я печенкой чую: Фрэнк — честный малый. Вот и Клинт так считает.
— Известное дело: греки народ компанейский, готовы водить дружбу с каждым встречным и поперечным.
— Это Клинт — компанейский грек? Может, ты про другого Клинта? Не про того, который Карагиозис? Не про парня, который словно отлит из бетона и улыбается не чаще, чем индеец на вывеске табачной лавки?
В туалете горел нестерпимо яркий свет. Он отражался в зеркале. Белизна мойки, стен, керамических плиток резала глаза. А тут еще Бобби, который дружелюбно, но решительно гнет свою линию. У Джулии разболелась голова.
— Полларда в самом деле жаль, — призналась она.
— Ну так давай вернемся и дослушаем его рассказ.
— Хорошо. Только не суйся ты со своими обещаниями раньше времени. Договорились?
Они вернулись в комнату.
Небо уже не походило на лист холодного, местами обожженного металла. Оно потемнело, плавилось, клубилось. Внизу веял тихий бриз, но наверху, как видно, хозяйничали неистовые ветры: со стороны океана наползала плотная черная туча.
Тени так и льнули к углам, как металлические опилки к магниту. Джулия потянулась было к выключателю, чтобы зажечь общий свет, но поймала взгляд Бобби, который откровенно наслаждался мягким блеском полированных медных ламп, любовался, как лоснятся в теплом маслянистом свете приставные столики по сторонам дивана и журнальный столик. Джулия оставила выключатель в покое.
Она уселась на прежнее место, а Бобби снова примостился на столе и заболтал ногами. Клинт включил магнитофон. Фрэнк… мистер Поллард, — поправилась Джулия, — прежде чем вы продолжите свою историю, мне надо задать вам несколько вопросов. Итак, несмотря на кровь и царапины, вы считаете, что не способны поднять руку на другого.
— Верно. Только если придется защищаться.
— И на воровство вы тоже не способны.
— Нет… По-моему, не способен.
— Тогда почему вы не обратитесь за помощью в полицию?
Поллард молчал. Он вцепился в раскрытую сумку на коленях и смотрел в нее, словно Джулия обращалась к нему изнутри.
— Если вы действительно во всех отношениях чисты перед законом, то полиция гораздо успешнее поможет вам выяснить, кто вы такой и кто вас преследует. Знаете, что мне кажется? По-моему, вы не так уж и уверены в своей невиновности. Вы можете запросто завести машину без ключа. В сущности, с этим справится всякий, кто более или менее разбирается в автомобиле, и все же такой навык вызывает подозрения. К тому же еще эти деньги… Вы не помните, чтобы совершали преступление, но в душе сомневаетесь: а вдруг совершал? Вот вы и не решаетесь пойти в полицию.
— Отчасти так, — согласился Поллард.
— Надеюсь, вы понимаете, что, если мы возьмемся за ваше дело и в ходе расследования обнаружим изобличающие вас улики, нам придется сообщить в полицию?
— Конечно, понимаю. Да ведь, обратись я сперва в полицию, они бы и не подумали распутывать эту историю. Я еще и рассказывать не кончу, а меня уже в чем-нибудь обвинят.
— Мы не такие, — сказал Бобби и, повернувшись, многозначительно посмотрел на Джулию.
— Станут они мне помогать, как же, — продолжал Поллард. — Пришьют какое-нибудь недавнее дело — и вся помощь.
— Что вы, полиция так не поступает, — заверила Джулия.
— Еще как поступает, — коварно возразил Бобби. Он спрыгнул со стола и начал прохаживаться взад- вперед между портретами дяди Скруджа и Микки Мауса. — Ты что, детективы по телевизору не смотришь? Не читала Хэммета, Чандлера?
— Мистер Поллард, — сказала Джулия, — когда-то я сама работала в полиции…
— Вот и выходит, что я прав, — подхватил Бобби. — Фрэнк, если бы вы сунулись в полицию, вас бы уже давно задержали, осудили и закатали на тысячу лет.
— Есть и другая причина, по которой я не могу обратиться в полицию, поважнее. Боюсь огласки. Не дай бог, пронюхают журналисты и растрезвонят на весь свет про бедняжку, у которого денег невпроворот и нелады с памятью. Тогда он меня запросто отыщет.
— Кто он? — удивился Бобби.
— Тот, кто за мной гонялся в ту ночь.
— Вы так говорите, будто помните его имя. Будто вы этого человека знаете.
— Не знаю я его. Я даже не уверен, человек ли он.
Но если ему станет известно, где я, придется снова от него удирать. Лучше затаиться.
— Я переверну кассету, — остановил его Клинт. Пока Клинт возился с магнитофоном, все молчали. Было только три часа дня, но комнату заволакивали сумерки, неотличимые от вечерних. Бриз крепчал, силясь сравняться с буйным ветром, который нагонял тучи в вышине. С запада хлынул зыбкий туман. Обычно неспешный, сейчас он стремительно накатывал на город, клубясь и клокоча, лился, как расплавленный припой в пространство между землей и грозовыми тучами.
Клинт снова включил магнитофон.
— Что дальше, Фрэнк? — спросила Джулия. — Вы проснулись в субботу утром, в новой одежде, увидели на кровати пакет с деньгами, а потом? Тем дело и кончилось?
— Нет, не кончилось. — Фрэнк поднял голову и устремил взгляд не на Джулию, а за окно, где сгущалась непогода. Казалось, взгляд его блуждает где-то далеко за пределами Лагуна-Бич. — Не кончилось и, возможно, не кончится никогда.
Из второй сумки, где лежала пропитанная кровью рубашка и остатки черного песка, он достал стеклянную банку, в каких обычно консервируют овощи и фрукты. Массивная стеклянная откидная крышка прочно сидела на ней благодаря резиновому уплотнителю. В банке тускло посверкивали необработанные камни, похожие на драгоценные. Попадались камешки поглаже, они блестели и переливались. отошел подальше, будто ползучее чудище может каждую секунду прокусить стекло и броситься на него.
Джулия взяла банку в руки и повернула, чтобы разглядеть голову жука. Черная лоснящаяся голова размером со сливу была наполовину скрыта под панцирем. По сторонам головы виднелись желтые мутные фасеточные глазки. Под ними — еще одна пара глаз, раза в три меньше, голубые, с красноватым отливом. Крошечные дырочки на голове складывались в причудливый узор, в трех местах топорщились пучки шелковистых волосков, кое-где торчали колючие шипы. Если не считать их, кошмарная головка была гладкой, блестящей. Рот — круглое отверстие, в котором кольцами шли ряды маленьких, но острых зубов, — был сейчас открыт.
Еще раз бросив взгляд на жука, Фрэнк вздохнул:
— Хоть я в этой истории ни черта не понимаю, но в одном убежден: я лопал в беду. Да еще в какую беду. Страшно Бобби вздрогнул.
— Беда, — задумчиво повторил он, как бы разговаривая сам с собой.
Джулия поставила банку на стол и объявила:
— Фрэнк, мы займемся вашим делом.
— Вот и отлично, — произнес Клинт и выключил магнитофон.
Бобби повернулся от стола и двинулся к уборной, бросив на ходу:
— Джулия, можно тебя на пару слов?
Они уже третий раз за день уединялись в туалете. Бобби снова закрыл дверь и включил вентилятор.
Лицо его стало совсем серым, теперь оно напоминало детальный карандашный портрет, даже веснушки поблекли. Обычно веселые голубые глаза смотрели невесело.
— Ты спятила? — напустился он на Джулию. — Зачем ты сказала, что мы возьмемся за это дело? Джулия уставилась на него в изумлении.
— Ты же сам хотел!
