Ярко-красные всадники на зеленых жеребцах, ударившись об экран, расплылись бледно-желтой волной...
Алексу нравилось наблюдать за разноцветными взрывами и придумывать им названия. Так мальчику, лежащему летом в зеленой траве, нравится наблюдать за облаками.
Дракон держит в пасти искалеченное тело янтарного.., янтарного.., янтарного рыцаря...
Интересно, подумал Алекс Бредлоуф III, сидел ли вот так же когда-нибудь его отец, глядя на разноцветные узоры и давая им имена? Искал ли он порядок в безумном калейдоскопе фантастических превращений? Погружался ли его отец в это же кресло, в раздумье склонив царственную голову, сосредоточенно наморщив лоб и сдвинув густые брови? Сидел ли он, погрузив крепкие пальцы в водопад белых волос, наблюдая за Пленником, вернее изучая его?
Вряд ли. Его отец глубокомысленному созерцанию предпочитал упорный труд и активные действия. Он превратил небольшое наследство, полученное от своего отца, в огромное состояние, точной суммы которого не знал никто, поскольку оно росло с каждой минутой. Когда инженеры в поисках новых принципов организации строительства случайно наткнулись на Щит, когда они, к своему ужасу, обнаружили, что скрывается за ним, старик подошел к делу с практической точки зрения. Он знал, что здесь скрывается богатство неизмеримо большее, чем весь его уже очень внушительный капитал. Ему оставалось только покорить находившуюся за Щитом силу и заставить ее работать на себя. За Щитом стали следить. Но покорить эту силу так и не удалось. Чтобы смириться с рабством, раб должен бояться своего хозяина. Этот Пленник не знал страха.
Вообще.
Блестящие белые вспышки, словно рыба, резвящаяся на мутной поверхности моря...
Сердце Бредлоуфа так и подпрыгнуло от резкой вспышки яркого света, хотя он и знал, что Щит абсолютно непроницаем. Можно взять одну молекулу и расширить ее. Еще немного расширить. Можно сделать ее больше — еще и еще больше, — но нельзя нарушать естественное равновесие частиц. У тебя есть Щит. Он сдержит любой натиск, противостоит даже ядерной энергии высочайшей силы. Но у тебя есть и дверь, ведущая в высшее измерение. Дверь, закрытая на засов. Нет, это скорее похоже на небьющееся стекло. Стекло, которое высшее измерение превращает в тюрьму, сжимая его в ограниченном пространстве (закон противоположностей, который уравнивает давление, созданное расширением первой молекулы). И тогда высшее измерение заковано в крошечные пределы. Оно и его обитатели оказываются в ловушке, не в состоянии двигаться или выбраться из нее.
Блестящая белизна на желтом, словно кошачий глаз...
Нет, его отец никогда так не сидел. Он был слишком деятелен, чтобы предаваться меланхолии. Когда шла вторая сотня лет заключения Пленника, старик — вероятно, с большой горечью — осознал, что никогда не сможет покорить его и заставить работать на себя. Шли годы, и он продолжал держать его за Щитом только потому, что его освобождение означало бы гибель его семьи, а возможно — и всего человечества. Пленник стал бы искать отмщения — окончательного и беспощадного. Ко времени совершеннолетия Алекса к этому страху перед Пленником добавилось чувство моральной ответственности. Прогресс и благосостояние Империи зависели от содержания Пленника в плену. В глубине сознания у него всегда таился страх, что существо сбежит. Временами этот страх накатывался на него волной, и тогда ему хотелось выбежать на улицу и во весь голос поведать всем о заключенном под Щитом чудовище. Но это Бредлоуфы поймали чудовище в ловушку. И теперь на них возлежит обязанность вечно наблюдать за ним. А возможно, и дольше.
Алекс подошел к Щиту и приложил ладонь к бурлящим за ним протуберанцам.
— Как ты, — произнес он, обращаясь к существу, — стало таким?
Когда рука его касалась Щита, он мог общаться с Пленником посредством мыслей. В его голове отдаленно слышались едва различимые слова:
Выпустименя, выпустименя...
— Как ты стало таким?
Выпустименяотсюда, выпустименяотсюда... Это был его непрекращающийся вопль. Иногда Пленник изрекал угрозы, от которых кровь стыла в жилах. Но они оба знали, что угрозы эти невыполнимы. До тех пор, пока его сдерживает Щит. И он не получит ответа на вопрос: “Как ты стало таким?” Не сегодня. Как-то раньше существо ответило, думая, что чего-то этим достигнет.
— Как ты стало таким?
И оно сказало: “Я всегда было таким...'
Они лежали на гидрокроватях, в уютном и просторном гостиничном номере. Ложе Гноссоса находилось рядом с дверью, чтобы Сэму, если тот захочет выйти, пришлось бы перебираться через него. Мягкий, приглушенный свет, сладкий вкус вина во рту. Наступило время для стихов:
Потом подошло время сна. Вино было выпито, стихи прочтены, и комната погрузилась в темноту. По крайней мере, на время...
Им приснился сон. Сон про пустой склеп и гниющие трупы. Только одно тело поднялось и двинулось к выходу. Но откуда ни возьмись налетели демоны, схватили тело, швырнули его на трупы и приказали ему оставаться мертвым. Всегда и везде стонущие, истекающие слюной демоны...
Тут Хуркос потерял нить чужих мыслей, и все трое, как один, мгновенно проснулись в холодном поту. Приглушенное мерцание ламп вдруг показалось каким-то зловещим.
— Опять не мой сон? — спросил Сэм.
— Он передан тем, кто заложил в тебя гипнотические команды. Очень издалека.
Однако запах гниющей плоти перенесся в реальную действительность.
— Ну что же, — проворчал Гноссос, поднимаясь с постели. — Мне теперь уже не заснуть. Сэм и Хуркос согласились с ним.
— Давайте продолжим осмотр достопримечательностей. Может, нам уже недолго ждать следующей команды.
— Куда пойдем? — спросил Хуркос. — Далеко? У меня до сих пор ноги болят.
— Недалеко, — заверил его Гноссос. Но они уже знали, что один шаг великана мог сойти за два, а то и за три, а небольшая прогулка, обещанная поэтом, грозила превратиться в утомительный марафон.
— Тут есть пара неплохих местечек, где можно посидеть. Одно из них как раз за углом. Называется оно “Преисподняя”.
Глава 8
'Преисподняя” оказалась баром. Но не просто баром, а копилкой необычных ощущений. Все здесь было приспособлено для того, чтобы вызвать определенную сенсорную реакцию. Из ниш и альковов выплывали, окутывая помещение, серебристо-молочные клубы дыма, иногда просто для эффекта, иногда, чтобы скрыть полураздетые фигуры танцовщиц. Доски на полу неожиданно откидывались, и из отверстий, как черт из коробочки, неожиданно выскакивали клоуны в малиновых, красных, желтых и белых костюмах — в зависимости от настроения посетителей. Блестящие ткани переливались разнообразными оттенками, в соответствии с вашими ощущениями. Пол, стены и потолок вращались с разными скоростями и в противоположных направлениях. То и дело вспыхивали вертящиеся фонари. По комнате носились симфонии запахов, доводя завсегдатаев до синастезии, когда музыка доставляла неописуемое наслаждение органам
