Посмотрю, не стащил ли он чего.
— Прошу вас, — поддержал Пит. Они с Деллой остались одни в крошечном фойе, издалека доносился приглушенный рев грузовиков. Воздух казался неподвижным, наступающая темнота вытесняла свет из помещения.
— Хочешь остаться и подождать его? — спросила она.
— Нет.
— Тогда давай поскорее уйдем отсюда, Пит, пожалуйста.
— Ты думаешь, я псих, врываюсь в чужие номера просто так? Рассказываю сказки о каких-то людях, следящих за мной из своих комнат, и все прочее? Я знаю, это кажется...
Он осекся, потому что понял, что говорит слишком быстро, что убеждает не кого-нибудь, а свой собственный страх.
На лицо Деллы вернулся было румянец. Но теперь она снова побледнела. Он успел заметить, как она хороша, даже несмотря на неестественную бледность.
— Ты не псих, — сказала она. — Я тоже его видела, Пит. Я видела его как раз, когда он захлопнул дверь перед твоим носом.
Глава 6
Проснувшись в понедельник ночью, Пит почувствовал, что неприятности еще не закончились. Весь день накануне он провел в напряжении, ожидая новых событий. Но ничего особенного не произошло, и дневное волнение вылилось в ночной кошмар, в котором он по бесконечной дороге убегал от собственной тени и еще чего-то гораздо более страшного.
Кошмар прервался, когда Пит вскочил на кровати, задыхаясь, с болью в животе. По лбу, по щекам стекали капли пота, от которого вся постель была мокрой.
Что-то шло не так, как обычно.
Грудь вздымалась от затрудненного дыхания. Пит схватился за край матраса, пытаясь справиться с головокружением. Он не сразу понял причину своего беспокойства. Делла спала. Слабое зеленоватое мерцание электронного циферблата будильника было единственным источником света в спальне. Но что-то было определенно не так; в комнате ощущалось нечто такое, чего здесь никогда раньше не было.
Когда дыхание восстановилось, а головокружение прошло вместе с последним воспоминанием о страшном сне, Пит понял, что слышит голос — тихое бормотание, источник которого находился где-то совсем близко. В спальне никого не было, вся мебель стояла на своих местах.
Пит встал и медленно подошел к окну. Лужайка была пуста, город спал. Никто не мелькнул ни у ивы, ни в кустарнике. За дубами на тротуаре он не заметил ни тени движения. Совершенно очевидно, что поблизости не было никого, чей голос он мог бы слышать.
Очевидно, кто-то проник в дом, и этот кто-то не один. Вооружившись десятикилограммовой гантелей, Пит вышел из спальни.
Шепот на стихал, в еле слышных обрывках цепочек слов он разбирал лишь некоторые: “...Дважды за одну неделю... только тогда... что делать, если... нет... где...'
Этого было недостаточно, чтобы уловить какой-то смысл, пока он бродил по комнатам, ясности не прибавилось. Питу казалось, что это женский голос, хотя он был едва различим.
За пятнадцать минут он внимательно осмотрел весь дом, но никого не обнаружил.
И все же: шепот...
Он остановился в своем кабинете у большого стола орехового дерева, сжимая гантель, словно талисман. Вдруг до него медленно начало доходить, что он не слушает этот голос, эти слова проникали не через уши, но каким-то странным образом, от чего у Пита по спине пробежала дрожь.
'Он думает, ему можно... никогда... даже если она... так нельзя... убью его, если... черт, черт, черт...” Голос звучал все тише, пока не стал далеким сдавленным женским плачем. Без сомнения, это была женщина.
Но кто?
Пит стоял в темноте, “слушая” всхлипывания, не в состоянии решить, что ему делать.
Через некоторое время он опустил гантель на пол и сел в кожаное вращающееся кресло за столом.
В голове снова пронеслись голоса, на этот раз столь же далекие и тихие, как женский плач, он не мог различить ни слова.
Пит опустил голову так низко, что подбородок коснулся груди, он пытался отключиться от всех раздражающих факторов, сосредоточиться только на голосах. Он снова чувствовал себя в безопасности в своем доме, Пит зажал уши ладонями — это ничуть не ослабило глухого отрывочного бормотания.
Голос зазвучал отчетливее; да, говорила женщина, нежно и плавно. Судя по голосу, ей было чуть за тридцать. Пита поразило то, что эти интонации были ему явно знакомы, хотя он не мог припомнить, где его слышал.
'...Деньги... он заплатит... посмотрим еще... кто...'
Шепот раздавался откуда-то слева, хотя в том направлении стену от пола до потолка закрывали книжные полки. И все же он развернул кресло в ту сторону, не открывая глаз и не отнимая ладоней от ушей. Теперь он разбирал уже не отдельные слова, а целые фразы и короткие предложения.
'Хэнк, сукин ты сын”, — безмолвно простонала она.
За этим последовал чуть слышный плач.
Но эта фраза была произнесена с такой яростью, с такой глубиной чувств, что Пит сразу понял, кого он слышит. Соседний восьми комнатный дом в стиле “тюдор”, там жили Генри и Энни Фейдор со своим семилетним сыном Робби. Энни была эффектной блондинкой тридцати одного или тридцати двух лет. Он слышал голос Энни.
Он слушал, в горле у него пересохло.
Тем временем хаотичные всхлипывания прекратились, снова раздались слова. Это длинная, грустная история о Генри — Хэнке — и его неверности. Она решала то убить его, то просто развестись, то даже простить его. Она представляла себе страшные сцены, поражалась его вранью, но в основном все ее внимание было отдано одной мысли: “Я покажу ему, я отсужу у него все до последнего цента, машину, дом, пятьдесят процентов его заработка, ни одна женщина никогда больше не взглянет на него, а сам он будет подыхать с голоду”.
Пит позволил ее шепоту стихнуть, он снова едва различал лишь отдельные слова. Он ненавидел себя за то, что невольно оказался посвящен в чужие дела, которые его абсолютно не касались.
Он сидел в темноте, Энни Фейдор шептала заклинание всех обманутых жен. Через десять минут Пит принял решение. Он снял трубку, вытащил записную книжку и набрал номер соседнего дома.
Раздалось восемнадцать гудков.
Наконец она ответила. Голос был резок, видимо, она была уверена, что звонит Генри. Она произнесла “алло” три раза, прежде чем Пит удостоверился, что это Энни и что она дома. Затем он положил трубку, Пока она не ответила на телефонный звонок, Пит надеялся, что звучащим отдаленным голосам может быть найдено множество объяснений. Но теперь, когда он убедился, что Энни дома, когда он смог сравнить ее голос с шепотом, преследовавшим его, он уже не мог отрицать этот феномен. Он читал ее мысли.
Слезливые жалобы Энни на своего похотливого мужа и на весь мир в целом здорово надоели Питу. Он попытался выбросить ее из головы, покончить с этим, но не мог отключить свое сознание.
Вдруг послышался второй голос, говоривший шепотом, как и первый. Сначала он раздавался невнятно, как бы на расстоянии, но постепенно стал громче, а первый голос затих. Пит забыл об Энни и переключился на следующего.
Хотя этот шепот и стал громким и четким, каким был до этого шепот Энни, Пит ничего не мог разобрать. Это была смесь слов и слогов, монотонные цепочки звуков, которые не всегда можно было принять за английскую речь, иногда это были лишь стоны и счастливые вздохи.
