поглощенная своими новыми обязанностями. Я спросил Карлу, неужели она не заметила, какой жесткий у Ады взгляд и какой низкий и грубый, лишенный всякой мягкости, голос. Чтобы вернуть себе любовь Карлы, я с удовольствием приписал бы своей жене множество других недостатков, но это было невозможно ввиду того, что почти целый год я превозносил ее перед Карлой до небес.
Я выпутался из этого положения иначе. Меня вдруг тоже охватило такое волнение, что на глазах выступили слезы. Я считал, что у меня есть все основания себя пожалеть. Ведь совершенно невольно я впутался в недоразумение, которое грозило сделать меня несчастным. Особенно невыносима была эта путаница между Адой и Аугустой. Ведь на самом-то деле моя жена была вовсе не так красива, а Ада, к которой Карла прониклась таким сочувствием, причинила мне множество неприятностей. Поэтому со стороны Карлы было ужасно несправедливо принять такое решение.
Мои слезы ее несколько смягчили.
— Дарио, милый! Как приятны мне твои слезы! Между тобою и женой просто произошло какое-то недоразумение, и вы должны в нем разобраться. Я не хочу быть к тебе слишком суровой, но я решила, что не стану больше обманывать эту женщину: я не хочу быть причиной ее слез. Я дала себе клятву!
Несмотря на клятву, она все-таки обманула ее еще один, самый последний раз. Она хотела проститься со мной поцелуем, но я соглашался принять этот поцелуй только на определенных условиях, иначе я ушел бы от нее, жестоко обиженный. Ей пришлось смириться. Мы оба прошептали:
— В последний раз!
Это были дивные мгновения! Решение, принятое сразу обоими, полностью устраняло всякое чувство вины. Мы были безгрешны и блаженны. Благосклонная судьба одарила меня мгновением совершенного счастья.
Я чувствовал себя таким счастливым, что продолжал разыгрывать комедию до самого расставания. Да, да, мы никогда больше не увидимся. Она отказалась от конверта, который, как всегда, был при мне, и не пожелала взять ничего на память. В нашей новой жизни не должно остаться никаких следов совершенных нами ошибок. И вот тут-то я с удовольствием запечатлел на ее лбу тот самый отеческий поцелуй, которым она с самого начала собиралась со мной проститься.
Правда, потом, на лестнице, меня охватили сомнения — все делалось как-то слишком уж всерьез. Если б я был уверен, что она завтра снова будет в полном моем распоряжении, мысли о будущем меня бы так быстро не одолели. Стоя на своей площадке, она смотрела, как я спускаюсь. Тихонько засмеявшись, я крикнул:
— До завтра!
Она изумленно и словно бы даже испуганно отшатнулась и скрылась за дверью, крикнув:
— Никогда!
Но я все же почувствовал некоторое облегчение, оттого что решился произнести слово, которое могло привести нас к еще одному прощальному объятию тогда, когда я того пожелаю. Свободный от всяких желаний и обязательств, я провел прекрасный день — сначала в обществе жены, потом в конторе Гуидо. Должен заметить, что отсутствие обязательств сближало меня с женой и дочерью. Они чувствовали во мне нечто большее, чем обычно: не просто милый и предупредительный, а настоящий глава семьи, уверенно и спокойно отдающий приказания и распоряжения, весь поглощенный собственным домом. Ложась спать, я сформулировал для себя очередное благое намерение:
— Нужно, чтобы каждый мой день был похож на этот.
Перед сном Аугуста не удержалась и поделилась со мной одним важным секретом: она узнала его от матери только сегодня. Несколько дней назад Ада застала Гуидо со служанкой: они обнимались. Ада решила было показать, что она выше этого, но девушка повела себя так нагло, что ее пришлось рассчитать. Сначала они с тревогой ждали, как отнесется к этому Гуидо. Если выскажет сожаление, то Ада попросит у него развода. Но Гуидо только смеялся и уверял, что Аде все это просто померещилось; тем не менее он вовсе не возражает против того, чтобы эту женщину, пусть даже ни в чем не повинную, уволили, потому что он всегда испытывал к ней неприязнь. Сейчас все в доме, кажется, успокоилось.
Мне очень хотелось знать, действительно ли это было галлюцинацией — то, что Ада застала мужа со служанкой? Неужели оставалась еще какая-то возможность для сомнений? Ведь ясно же, что когда мужчина и женщина обнимаются, они находятся совсем в иных позах, чем в том случае, если женщина чистит мужчине ботинки! Я был в самом превосходном расположении духа. Я даже счел необходимым, вынося свое суждение о Гуидо, проявить беспристрастность и спокойствие. Ада была женщина ревнивая, и вполне вероятно, что расстояние между ними показалось ей меньше, чем оно было на самом деле, ну а позы она невольно видоизменила.
Аугуста с грустью сказала, что она уверена в том, что Ада все прекрасно разглядела и неверно истолковала то, что видела, только потому, что слишком любит Гуидо. И она добавила:
— Для нее было бы гораздо лучше, если бы она вышла за тебя!
И я, чувствуя себя все более и более невинным, одарил ее такой фразой:
— Да, но еще неизвестно, было ли бы лучше мне, если бы я женился не на тебе, а на ней.
И уже засыпая, пробормотал:
— Ах, негодяй! Так замарать собственный дом!
Я говорил это совершенно искренно, ибо упрек мой касался той части поступка Гуидо, в которой себя я упрекнуть не мог.
Я поднялся наутро, страстно надеясь на то, что хотя бы этот первый день будет в точности походить на предыдущий. Было вполне вероятно, что принятые накануне восхитительные обязательства связали Карлу не более, чем меня, а я чувствовал себя совершенно от них свободном. Они были слишком прекрасны для того, чтобы действительно к чему-то обязывать. Нетерпеливое желание узнать, что думает на этот счет Карла, заставило меня бежать к ней бегом. При этом я, конечно, мечтал обнаружить в ней готовность к новым обязательствам. И так и должно было пойти дальше: жизнь с одной стороны будет состоять из наслаждений, а с другой — из усилий, предпринятых во имя ее совершенствования, и каждый мой день будет в большей своей части посвящен добру и лишь в меньшей — угрызениям совести. Правда, я чувствовал некоторое беспокойство, потому что в течение всего этого года, который для меня был так насыщен обязательствами, Карла взяла на себя только одно — доказать мне свою любовь. Это обязательство она выполнила, но из этого еще не следовало, что она с легкостью возьмет на себя новое, которое к тому же полностью опровергало предыдущее.
Карлы не было дома. Я испытал такое разочарование, что готов был локти себе кусать от досады. Старуха пригласила меня на кухню и сказала, что Карла должна вернуться к вечеру. Она предупредила, что обедать будет не дома, а потому в очаге не тлела даже обычная ничтожная горстка угля.
— А вы разве не знали? — спросила старуха, широко раскрыв от удивления глаза.
Погруженный в свои мысли, я рассеянно пробормотал:
— Да нет, вчера-то я знал. Но я не был уверен, что речь идет именно о сегодняшнем дне.
И я ушел, любезно с ней попрощавшись. При этом я скрипел зубами, но так, чтобы она не услышала. Нужно было время, чтобы я нашел в себе мужество выражать свое недовольство на людях. Я зашел в городской сад и прогуливался там около получаса, стараясь разобраться в том, что произошло. Все было так ясно, что я отказывался понимать! Так внезапно, так безжалостно заставить меня выполнять взятое мною обязательство! Я чувствовал себя ужасно, совершенно ужасно. Я снова захромал, и на меня напало что-то вроде одышки. У меня часто бывают такие одышки: дышу я хорошо, но считаю вдохи, потому, что делаю их сознательно. У меня такое ощущение, будто я задохнусь, если забуду, что должен дышать.
В этот час я должен был бы уже сидеть в своей конторе, а еще бы лучше — в конторе Гуидо. Но я не мог уйти отсюда просто так. Что я буду делать потом? Да, мало походил этот день на предыдущий! Если б я хоть знал адрес этого проклятого учителя, который с помощью пения, оплаченного из моего же кармана, увел у меня мою любовницу!
В конце концов я вернулся к старушке. Я должен был передать через нее Карле что-нибудь такое, что заставило бы ее искать со мной встречи. Самое трудное было поскорее ее заполучить. Остальное не должно было представлять большого труда.
Я застал старуху у окна за штопкой чулок. Она сняла очки и взглянула на меня вопросительно и почти с испугом. Некоторое время я колебался. Потом сказал:
— А вы знаете, что Карла решила выйти за Лали?
