вырвалась и кинулась на кошку. Та убила собаку и скрылась.
Капрала не удовлетворили показания свидетеля. Однако, когда допросили Таггарта, тот рассказал полиции почти то же самое. В его версии присутствовали незначительные расхождения с показаниями Казинса, но их отнесли за счет частичного расстройства сознания, вызванного тяжелой травмой. Расследование прекратили.
На следующее утро в ведущей ежедневной газете появилась большая статья под заголовком «Свирепая пума нападает на человека», которую телеграфные агентства мгновенно распространили по всему континенту. Таггарт и Казинс прославились на всю страну и даже за ее пределами. Первого молва окрестила героем, второго — его отважным спасителем.
Эндрю Белл, довольный столь широкой оглаской, повез на самолете телерепортера с бригадой операторов к месту происшествия. Съемки велись во время полета, и на борту звучал хорошо поставленный баритон комментатора:
— Где-то внизу, под нами, прячется коварный хищник, который подстерег Уолтера Таггарта и жестоко искалечил его. Врачам пришлось ампутировать Таггарту правую руку. Мы пролетаем над бескрайними горными просторами, немногие смельчаки, что живут здесь, опасаясь за свои жизни, запирают покрепче двери и держат ружья наготове.
Благополучно вырвавшись из пещеры, раненая пума во весь опор мчалась вверх по склону, стараясь держаться под прикрытием деревьев. Она не могла бежать долго, потому что, как и у всех кошек, у нее была узкая грудь и относительно небольшой объем легких. Через несколько минут она замедлила бег.
Теперь пума брела, страдая от боли, ибо рана вновь открылась и начала кровоточить. Вскоре пума вышла на звериную тропу, пройдя по ней немного, она остановилась и бросила взгляд в сторону пещеры. Убедившись, что охотники ее не преследуют, она продолжила путь и через восемьсот метров вышла к ручью. Пуму утолила жажду, затем обработала рану и подремала урывками, не теряя бдительности.
Спустя час она поднялась и вновь напилась из ручья. Ей хотелось есть, но стремление найти новое убежище возобладало над чувством голода. Она перебралась вброд через лесной ручей и побрела по звериной тропе.
Раненая пума шла весь остаток дня и всю ночь. К утру она отдалилась от своих преследователей почти на шестьдесят километров. Сначала она поднялась на вершину Игл и по глубокому снегу перебралась на противоположный склон горы. Спустившись по склону, она набрела на ручей, который вывел ее к перевалу Телкуа и реке Зимец, вдоль которой она прошла еще двадцать пять километров.
Когда восточные пики начали розоветь, пума ступила в большую долину. Тонкое обоняние подсказало ей, что в этой лесистой низине водится много дичи, запаха своих сородичей, которые могли бы помешать ей устроить свое будущее, она не учуяла. Обессиленная, забилась в трещину между валунами и проспала там до ночи,
не ведая, какой переполох произвел ее прыжок на волю в царстве
людей. Пробудившись, она села и опять принялась изучать звуки и запахи своих новых владений — в одной стороне унюхала барсука, в другой — сурка. Не укрылись от внимания пумы и послания, ос- ставленные ее конкурентами.
Медведи ее не очень беспокоили; они питались главным образом плодами и корнями растений, насекомыми и падалью. Волки были
опасными соперниками, но они знали, что отнимать добычу у пумы
рискованно. Зато росомахи, быстрые и сильные, отличались непревзойденной наглостью.
Пума пренебрегла чувством голода и целый час сидела неподвижно, осваиваясь в новой обстановке, и лишь изредка вскидывала переднюю лапу, чтобы смахнуть комаров с морды и ушей Она не отвлекалась ни на секунду, прекрасно понимая, что ее жизнь зависит от знания окружающей обстановки.
Когда над долиной опустилась ночь, расцветив иссиня-черное небо бесчисленными блестками звезд, пума наконец поднялась и спустилась с камней. Она продвигалась, как обычно, бесшумно, часто останавливалась и вертела головой, принюхиваясь, всматриваясь и вслушиваясь и темноту, запоминая рельеф местности.
Неожиданно сменившийся ветер донес до нее запах чернохвостого оленя. С дрожащими ноздрями она свернула в сторону и крадучись, пошла на вожделенный запах.
Спустя десять минут она увидела добычу. На плоской возвышенности у небольшого ручья, протекавшего между пластов гранита и полевого шпата, паслись три оленя. Двое из них, упитанные и на вид резвые, стояли у самой воды. Третий, тщедушный и хилый, щипал траву метрах в десяти от них. Он дышал неровно и тяжело.
Припав брюхом к земле, пума беззвучно двинулась по склону холма. За пятнадцать минут она добралась до вершины. Потом, не отрывая взгляда от больного олешка, присела и прыгнула.
Олени возле ручья встрепенулись и метнулись прочь, предупреждая об опасности своего хворого приятеля. Тот повернулся, чтобы пуститься наутек, но пума, приземлившись в трех метрах от него, прыгнула еще раз. Передними лапами хищница нанесла олененку удар и сломала ему шею. Пума перетащила добычу в кусты и утолила голод.
Июль подходил к концу, и беременная пума начала искать логово. До родов оставалось несколько дней, а убежища для детенышей она еще не устроила.
Однажды ранним вечером пума набрела на изумрудное озерцо, которое питали речушки, бравшие начало на горных ледниках. Один из ручьев сбегал по склону остроконечной возвышенности и обрушивался на скалу. Прозрачная вода рассеивалась в воздухе веером тонких струй, падавших с высоты шестидесяти метров в лежавшее внизу озеро.
За пеленой брызг пума разглядела мелькавшие тени. Летучие мыши. Их колонии она иногда встречала в пещерах. Пума немедленно направилась к водопаду, ступая по сухим камням. Спустя некоторое время, преодолев целый ряд больших мшистых валунов, она ощутила мускусный запах, который доносился из каменной полости.
За водопадом пума обнаружила просторную пещеру. В глубине пещеры она увидела небольшую нишу с чашеобразным дном. Это было идеальное логово. На первых порах покатые стенки не позволят котятам выкарабкаться из ниши, да и вход в пещеру, скрытый водопадом, вряд ли привлечет чужое внимание.
Четвертого августа в течение семи часов пума родила троих крошечных котят — двух самочек и самца.
Первым из утробы матери появился самец. Он весил около полукилограмма и в длину, от кончика носа до кончика короткого хвостика, достигал тридцати трех сантиметров. Едва родившись, он ощерился, с шипением разевая и закрывая маленькую пасть. Это продолжалось до тех пор, пока мать не вылизала его насухо своим шершавым языком, оглашая своды пещеры нежным урчанием.
Она перевернула новорожденного на спинку и, осторожно прижимая его к полу большой лапой, перекусила ему пуповину, затем зализала маленькую ранку и ткнула первенца носом в один из шести налитых молоком сосков.
Котенок вцепился в сосок и не выпустил его изо рта даже тогда, когда у матери вновь начались потуги и она стала рожать второго детеныша — дочь, которая оказалась значительно меньше своего брата. О ней пума тоже позаботилась должным образом, как и о сыне. Пока котята сосали молоко, она произвела на свет еще одну самочку.
Вылизав вторую дочь и подтолкнув ее к соску, пума наконец-то получила возможность отдохнуть. Пушистые комочки копошились у ее живота и издавали чмокающие звуки, они дарили ей неведомое прежде ощущение умиротворения и покоя. Миленькие самочки были покрыты желтовато-коричневым пушком с черно-коричневыми пятнами, похожими на розочки леопарда. Их короткие хвостики обвивали темные колечки, мордочки украшали темные полосы, тянувшиеся от глаз К нижним краям носа. Котик отличался от кошечек цветом. Родимые пятна на туловище, хвосте и мордочке у него были такие же. как у сестер, но сам мех отливал молочной белизной.
Котята закончили первую в своей жизни трапезу и заснули, тесно прижавшись к матери. Пума, утомленная тяжким испытанием, тоже погрузилась в сон.
