— Его императорское величество не будет доволен, — буркнул Аракчеев, кашляя в кулак.
— Погодите, Алексей Андреевич, однако же государь утвердил Михайлу Ларионовича начальником ополчения! — вспомнил Вязмитинов.
— То ополчение, а то вся армия! — развел руками Аракчеев.
— Недавно пожаловал титул князя.
— И назначил членом государственного совета, — прибавил Салтыков.
— Кутузову много лет, он стар, — уже не так твердо, но все еще пытался возражать Аракчеев.
— Нет, ему годов еще не много. Погодите-ка… — задумался Салтыков.
— Михайло Ларионович родился в сорок пятом, следовательно, ему шестьдесят шесть, — подсказал Кочубей.
— Да, человек в самом соку, — подтвердил Салтыков. — Шестьдесят шесть для главнокомандующего — это пустяки!
Сорокачетырехлетний Кочубей невольно улыбнулся.
— Вот кто будет наверняка недоволен нашим выбором, так это Наполеон, — сказал Балашов. — Он не может простить Кутузову его победы над турками у Рущука.
— Ну, значит, так и решили, господа? Избираем главнокомандующим всеми нашими армиями Михайлу Ларионовича Кутузова? — спросил Салтыков, обводя всех глазами.
— Избираем! Избираем! — поддержали Вязмитинов, Лопухин и Кочубей.
— Кутузова знают и войско и народ! Обе столицы выбрали его командующим ополчением, — прибавил Балашов, глядя на Аракчеева.
— А вы как, Алексей Андреевич? — обратился Салтыков к Аракчееву.
— Ну что ж, выберем Кутузова, — нехотя уступил Аракчеев.
Все облегченно вздохнули.
Русские вооруженные силы наконец-то получили единого командующего.
На следующий день весь Петербург только и говорил о решении комитета избрать Михаила Илларионовича Кутузова главнокомандующим.
Все знали, что имя Кутузова было названо последним, что один Балашов осмелился сказать то, о чем говорила вся страна: только Кутузов может спасти Россию! Знали и нисколько не удивлялись тому, что 'без лести преданный' Аракчеев попытался возражать против имени Кутузова.
Друзья Михаила Илларионовича радовались его избранию и хвалили комитет, а враги обливали грязью их обоих. Недруги чернили Кутузова. В их устах кутузовская тучность превращалась в 'дряхлость', его осмотрительность — в 'лень', а ум — в 'хитрость'.
Сам Михаил Илларионович услыхал новость об избрании, когда приехал утром в устроительный комитет Петербургского ополчения на очередное заседание по поводу снаряжения ратников.
Все члены комитета, генералы, бросились поздравлять Михаила Илларионовича.
— Благодарю вас, господа, за ваши добрые чувства ко мне, но поздравлять меня, право же, еще рано… — ответил, улыбаясь, Михаил Илларионович. — Будем лучше заниматься делом… Вчера мы решили, что вместо поясных сум на восемьдесят патронов мы делаем сумку через плечо на сорок патронов, не так ли? — переменил разговор Кутузов, садясь за стол.
Он не подал и виду, что новость взволновала его и была чрезвычайно приятна ему. Если кто-либо пытался заговорить об этом, Кутузов уклонялся от разговора.
Когда он вернулся к обеду домой, его встретила сияющая, довольная Екатерина Ильинишна: жена уже все знала.
— Вот видишь, Мишенька, правда торжествует! — сказала она, целуя мужа. — Народ тебя ценит и любит!
— Катенька, еще до поздравлений так далеко — жалует псарь, да не жалует царь. Александр Павлович может не утвердить. Ты представляешь, как ему тяжело будет сделать это! Год назад он не хотел вверить мне одну небольшую армию, а здесь речь идет о четырех!
Михаил Илларионович знал, что говорил: император два дня колебался. В это время как раз пришло письмо от московского главнокомандующего Ростопчина, который писал, что Москва хочет, чтобы командовал Кутузов.
8 августа Александр наконец дал указ сенату и рескрипт Кутузову о назначении его главнокомандующим над всеми армиями и вызвал Кутузова к себе на Каменный остров.
Михаил Илларионович ехал на Каменный остров с чувством большого удовлетворения. В многолетней глухой неравной борьбе с царем он наконец-то вышел победителем.
По тому, как проворно выбежали к кутузовской карете придворные лакеи помочь выйти из нее князю Кутузову, как засуетились стоявшие у колоннады, а потом, когда Кутузов проходил мимо них, как застыли, вытянувшись в струнку, ординарцы, как навстречу ему торопливо вышел генерал-адъютант Комаровский, Михаил Илларионович увидал, что его здесь очень ждали, хотя час был послеобеденный, неприемный.
Дежурным генерал-адъютантом в Каменноостровском дворце сегодня оказался преуспевающий красавец Комаровский, которого Екатерина Ильинишна считала самым элегантным из всех генерал- адъютантов императора. Комаровский очень сердечно, но в то же время почтительно (он впервые называл Михаила Илларионовича 'ваша светлость') поздравил с высоким назначением.
— Благодарствую, Евграф Федорович, — ответил Кутузов. — Мне предстоит весьма трудное поприще. Я противу Наполеона почти не воевал. Скажите же мне, голубчик, кто находится в штабе Барклая? Я ничего не знаю.
— Начальником штаба — Алексей Петрович Ермолов, обер-квартирмейстером — барон Толь.
— С Алексеем Петровичем я хорошо знаком. И Толю рад. Он выпущен из Первого кадетского корпуса. Он учился у меня. Способный юноша.
Комаровский, извинившись, что оставляет Михаила Илларионовича одного, пошел доложить о нем императору.
Михаил Илларионович не стал садиться: сядешь на минутку, а потом трудно подняться.
Комаровский тотчас же вернулся.
— Государь ждет вас: пожалуйте, ваша светлость! — сказал он.
Кутузов со шляпой в левой руке прошел бочком в следующую комнату. Это была приемная перед кабинетом царя. Она вся утопала в цветах.
Лакей с поклоном открыл перед ним большую дверь красного дерева с медными перекрещенными римскими мечами на филенках.
Михаил Илларионович вошел в большой, залитый вечерним солнцем кабинет. Александр Павлович стоял в дальнем углу кабинета за письменным столом.
Кутузов подошел на три шага к столу, поклонился и стал ждать, что скажет царь.
Посмотреть на это красивое, женственно мягкое, пухлое лицо императора, можно подумать, что пред вами действительно ангел. Но как внешность не соответствовала внутренней сущности этого человека!
— Я нашел нужным поставить над всеми действующими армиями и ополчением единого главнокомандующего. Комитет, мною назначенный, избрал на этот пост вас, Михайло Ларионович. Я уже известил о моей воле всех командующих. Поезжайте немедля к армии. Я бы хотел, чтобы вы использовали опыт и знания генерала Беннигсена.
Император говорил. Румянец покрывал его щеки — разговор был ему неприятен, — но Александр прекрасно владел собой. Он как будто смотрел на Кутузова, однако Михаил Илларионович не мог не заметить: глаза царя не хотели встречаться с глазами Кутузова. Александр норовил смотреть только на правый, незрячий глаз Кутузова.
Император кончил и обернулся к окну, выставив вперед одно ухо, — собирался слушать ответные слова Кутузова.
Александр увильнул, прямо не сказал, что назначает Кутузова главнокомандующим. Он подчеркнул: комитет избрал Кутузова. А для конца, для завершения, Александр приберег все-таки горькую пилюлю: он приставил к Кутузову своего любимца Беннигсена. До сих пор Беннигсен интриговал против Барклая, а теперь, разумеется, будет строить козни против Кутузова.
'Погоди ж, я не останусь у тебя в долгу', — подумал Михаил Илларионович и спокойно ответил:
