— А может быть, все ушли? — высказал кто-то смелое предположение.
Гвардейцы подняли товарища на смех:
— Смотрите, что выдумал Жером: москвичи бросили город и ушли!
— Оставили тебе все богатство, все дворцы. Ой, уморил! — хохотала старая гвардия.
Сконфуженный скептик не сдавался:
— Ни одного дымка над домами. Это плохой знак!
— Поздно ты спохватился смотреть за дымом! Москвичи давно сготовили для нас обед!
Наполеон стоял на левой стороне дороги, ждал депутацию: 'Если она не успела к Поклонной горе, то должна же явиться сюда'.
Он уже заранее все приготовил: назначил губернатором Москвы маршала Мортье (какая честь для гвардии!), комендантом — генерала Дюронеля, интендантом, правителем Московской губернии — бывшего консула в России Лессепса, составил прокламацию жителям — а жителей что-то не видно.
— Поезжайте, поторопите! Эти скифы, вероятно, не знают, как проходят подобные церемонии. Почему так медлят? Могли бы одеться заранее. Со страху растеряли штаны! А может, спешно делают ключи, если у них нет городских стен и ворот. Могли бы взять хотя бы от Кремля. Какое это имеет значение?
Наполеон послал польских улан. Задержка вызвала разные толки.
Первыми зашептались шассеры, ближе всех стоявшие к Наполеону:
— Что за дьявольщина?
Солдаты, которые недавно высмеивали товарищей, предполагавших, что Москва пуста, теперь только пожимали плечами.
— Таким образом больших городов не покидают. Эти канальи попрятались, как кролики. Мы их разыщем! Они еще будут стоять перед нами на коленях! — обнадеживал 'ворчунов' капитан 1-й роты Лефрансо.
И все-таки гвардия первая услыхала недобрые вести:
— Москва пуста.
— Все уехали.
— Пусть их дворяне уехали — не жалко. Лишь бы оставили нам свои запасы и погреба.
— И горничных, — шутили гвардейцы.
К Наполеону вернулись посланные польские офицеры. Они доложили:
— Ни русского губернатора, ни коменданта в Москве нет: уехали.
Наполеон покраснел.
— Не может быть! Надо удостовериться. Поляки — трусы: они боятся отъехать в сторону на два лье. Дарю! — сердито окликнул император. — Поезжайте и приведите мне… — он щелкал пальцами, — опять забыл, как в России называется высший класс… Приведите мне этих… бояр! — вспомнил он наконец.
Дарю уехал.
Император помрачнел. От недавнего восторженного настроения не осталось и следа. Недобрые предчувствия охватили свиту. Генералы молчали, уже не восхищаясь Москвой.
Наполеон стал быстро ходить по пыльной улице. Он заметно волновался: то снимал, то надевал перчатку, мял носовой платок, машинально вытирал им вспотевшую короткую шею, потом пытался засунуть платок в карманчик мундира, где лежала табакерка.
Ему вспоминались пышные, торжественные встречи в Милане, Вене, Берлине. Как тогда он был весел и как теперь зол!
— Идут! Идут! — зашептали сзади.
Наполеон остановился и глянул.
Дарю возвращался действительно не один. Перед взводом конных гренадер шло около десятка каких-то горожан. Уже издали было видно, что это не депутаты, не магистрат. По скромной одежде это были в лучшем случае мелкие чиновники. Среди них выделялся костюмом небольшой толстенький человек. На нем был темно-коричневый суконный фрак с необычайно узким воротником и круглыми металлическими пуговицами, какой был модным в Париже лет десять тому назад, и широкие сапоги a la Суворов с отворотами из желтой кожи. Они подошли к Наполеону и, сняв почтительно шляпы, стали перед ним.
— Кто вы? — неласково спросил Наполеон у толстяка.
— Француз, поселившийся в Москве.
— Стало быть, мой подданный. Вы что, негоциант?
— У меня был книжный магазин.
— Где сенат?
— Уехал.
— Где губернатор?
— Уехал.
— Где народ? — топнул ногой император.
— Уехал.
— Кто же в Москве?
— Никого.
— Вы лжете!
— Клянусь честью, ваше величество!
— Молчите о чести! Болван!.. Коня! — крикнул, оборачиваясь к свите, Наполеон.
Рустан быстро подвел коня. Наполеон сам вскочил в седло.
Он помчался в этот загадочный, молчаливый, не покоренный, не сдавшийся город.
Первую ночь в Москве Наполеон провел в каком-то кабаке у заставы, поместив по всем переулкам Дорогомиловской слободы патрули и пушки.
Наполеон не хотел разбивать свои палатки. Он рассчитывал завтра ночевать в роскошных кремлевских покоях, где жили русские цари. Император лег в кровать, поставленную среди большой залы. Стены залы были в зеркалах, и вся она пропахла запахом водки и кухни.
Но спать Наполеону не пришлось: к императору примчался адъютант Мюрата с известием, что в Москве в нескольких местах возникли пожары.
