беспокоиться.
Безилу показалось, что настал подходящий момент заговорить о своем.
– Каким же, по-вашему, должен быть настоящий офицер?
– Он должен быть настоящим.
– Странное дело, – начал Безил. – Принято считать, что из верхов всегда выходят хорошие командиры. В старину, конечно, так оно и было, ведь тогда аристократ должен был присматривать за арендаторами и получал соответствующее воспитание. Ну, а теперь три четверти ваших настоящих офицеров живут в городах. У меня арендаторов нет.
Подполковник с омерзением посмотрел на Безила – Нет, нет. Конечно, нет.
– А у вас есть арендаторы?
– У меня? Нет. Мой брат давным-давно продал поместье.
– То-то и оно!
Сэр Джозеф отчетливо видел, что подполковника покоробило; Безил же, казалось, вовсе этого не замечал.
– Сил одно время выставлял свою кандидатуру от консерваторов в избирательных округах на западе, – сказал сэр Джозеф, желая исключить хотя бы один источник недоразумений.
– Кто только не называл себя консерватором за последние год или два, – сказал подполковник. – Отсюда добрая половина всех наших несчастий, если хотите знать мое мнение. – Затем, сообразив, что это может показаться невежливым, любезно добавил: – Не хотел обидеть. Осмелюсь предположить, с вами все в порядке. Ничего про вас не знаю.
Попытка Безила баллотироваться на выборах была не тот эпизод, о котором стоило распространяться. Сэр Джозеф переменил тему разговора.
– Конечно, французам придется пойти на уступки, чтобы привлечь на нашу сторону Италию. Пожертвовать Джибути или что-нибудь в этом роде.
– С какой стати, черт подери? – раздраженно сказал подполковник. – Кому она нужна, Италия?
– Чтобы создать противовес России.
– Каким образом? Где? Зачем? Совершенно не понимаю.
– Я тоже, – сказал Безил.
Под угрозой поддержки со столь нежелательного фланга подполковник немедленно сдал позиции.
– Правда? – сказал он. – Ну, я не сомневаюсь, что Мейнуэрингу лучше знать. Его дело – разбираться в таких вещах.
Воодушевленный этими словами, сэр Джозеф пустился в перечисление разумных уступок, какие, по его мнению, Франция могла бы сделать Италии: Тунис, Французское Сомали, Суэцкий канал – и перечислял их до конца завтрака. – Корсика, Ницца, Савойя? – высказал предположение Безил. Нет, сэр Джозеф думает, что нет.
Подполковник в молчаливой ярости выслушивал предложения расчленить союзника, лишь бы не брать в союзники Безила. Он не хотел идти на этот завтрак. Нелепо было бы утверждать, что он очень занят, однако же он был занят более чем когда-нибудь и эти два-три часа в середине дня отводил на отдых. Он любил проводить эти часы среди людей, которым можно рассказать о том, что он сделал за утро; которые могли бы оценить важность и необычность его работы; еще их можно было провести с красивой женщиной – либо то, либо другое. Он пробыл в Клубе путешественников ровно столько, сколько требовали приличия, и вернулся в свою столовую. Его ум был неприятно возбужден услышанным, а еще больше присутствием замухрышки радикала, имени которого он не запомнил. Уж, по крайней мере, от этого его могли избавить за столом сэра Джозефа, думалось ему.
– Ну как, Джо, все улажено?
– Строго говоря, ничего еще не улажено, Синтия, но почин есть.
– Надеюсь, Безил произвел хорошее впечатление?
– Я тоже надеюсь, но, боюсь, он говорил не совсем то, что нужно.
– О господи! Какой же будет следующий шаг? Сэру Джозефу очень хотелось сказать, что следующего шага не будет; лучшее, на что может надеяться Безил, это забвение; возможно, через месяц-другой, когда завтрак забудется…
– Теперь дело за Безилом, Синтия. Я представил его. Он должен проявить настойчивость и сам довести все до конца, если он действительно желает попасть в этот полк. Но мне как-то подумалось… раз уж вы первая заговорили об этом – вы действительно считаете, что это именно то, что нужно…
– Мне сказали, ничего лучше для него не придумать, – гордо произнесла леди Сил.
– Да, это так. В известном смысле ничего лучше для него не придумать.
– В таком случае он возьмет от знакомства все, что можно, – сказала лишенная воображения мать.
Подполковник перекипал потихоньку в своем кабинете: один из офицеров – и не молоденький какой- нибудь, а матерый резервист – посмел явиться к нему без перчаток и в замшевых ботинках; вспышка гнева принесла огромное облегчение; перекипание было признаком довольства, чем-то вроде внутреннего мурлыканья; такое настроение его подчиненные считали хорошим настроением. Ему казалось, что, пока полком командует такой человек, как он, полк застрахован от серьезных неприятностей (как ни странно, этот взгляд разделял и проштрафившийся офицер). И вот под это настроение подполковнику доложили, что его хочет видеть какой-то господин в штатском, некто мистер Сил. Имя было ему незнакомо, и такой же незнакомой показалась поначалу внешность Безила, ибо Анджела не пожалела ни сил, ни денег, чтобы привести его в божеский вид. Он был свежеподстрижен, в накрахмаленном белом воротничке и котелке, при тонкой золотой цепочке для часов и прочих атрибутах порядочности, в число коих входил новый зонтик. Анджела же разжевала ему, с чего следует начать разговор. «Вы очень заняты, полковник, я понимаю, но, надеюсь, вы уделите мне несколько минут и дадите добрый совет…».
Все это прошло сносно.
– Хотите поступить на военную службу? – сказал подполковник. – Ну что ж, конечно, к нам повалит много людей со стороны. Формируется много новых батальонов, даже у нас в бригаде. Советую поступить в пехоту. Идти в кавалерийские части нет смысла. Теперь все на машинах. Были бы машинистом – вот это очень бы пригодилось. Со всех сторон слышу дурацкие разговоры о том, что эта война – война механизированная, война воздушная, война коммерческая. Все войны – войны пехоты. Всегда так было.
– Да, как раз о пехоте я и думал.
– И правильно. Говорят, некоторым армейским пехотным полкам очень нужны офицеры. Полагаю, вам не хочется начинать с рядового, ха-ха-ха! Последнее время тут накрутили изрядно чепухи. Конечно, некоторым юнцам, что у меня побывали, это не повредит. Но человеку ваших лет следует обратиться в дополнительный резерв, назвать полк, в который вы хотите определиться, – во многих армейских полках, как умеют, делают большое дело, – и попросить командира ходатайствовать о вашем зачислении.
– Как раз за тем я, и пришел к вам, сэр. Я рассчитывал, что вы…
– Что я?!.
До тугого на соображение подполковника туго доходила мысль, что Безил, этот разнузданный молокосос, так грубо расстроивший его отдых накануне, этот радикал, посмевший усомниться в доброкачественности настоящих офицеров, просится к нему, в гвардейские бомбардиры, ни больше ни меньше.
– Мне всегда казалось, – сказал Безил, – что уж если зачисляться в гвардейскую пехоту, то, пожалуй, все же лучше податься к вам. Вы не такие тухлые, как гвардейцы-гренадеры, и не скованы всеми этими липовыми местническими связями, как Шотландский, Ирландский и Валлийский гвардейские полки.
Не дай Безил другого повода к обиде; имей он самую располагающую внешность, репутацию блестящего спортсмена и манеру обхождения, в которой уважительность к старшему самым безупречным образом сочеталась бы с чувством собственного достоинства; будь он повелителем тысячи преданных арендаторов и племянником самого командира бригады, – отнесение им, штатским, эпитетов «тухлый» и «липовый» к гвардейской бригаде погубило бы его бесповоротно.
– Так вот что я предлагаю, – продолжал Безил. – Я добровольно зачисляюсь в этот дополнительный резерв и называю ваш полк. Это пройдет?
Подполковник обрел голос, но он им не владел. Это был голос человека, которого подержали несколько секунд на виселице, а затем сняли. ……
