– Залезайте, – сказал Безил.
– Можно мне сесть впереди рядом с вами?
– Можно. Залезайте.
– Нет, правда? Без дураков?
– Да влезайте же, холодно! – (Дорис села рядом с Безилом.) – Учти: ты здесь условно.
– Что это значит?
– Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока будешь хорошо себя вести, и Мики с Марлин тоже. Понятно?
– Эй вы, ханурики, слыхали? – вдруг сказала Дорис тоном непререкаемого авторитета. – Чтоб вести себя, не то живо нахлопаю по… Раз я велела, они будут сидеть паиньками, мистер.
Они сидели паиньками.
– Дорис, ты это очень хорошо придумала – заставлять малюток не давать людям покоя, только теперь мы будем играть в эту игру так, как я хочу. В доме, где я живу, вы должны вести себя хорошо. Всегда, понимаешь? Время от времени я буду привозить вас в другие дома. Там вы можете безобразничать как хотите, но только после моего знака. Понимаешь?
– Порядочек, шеф. Выдай нам сигару.
– Ты начинаешь мне нравиться, Дорис.
– Я люблю тебя, – сказала Дорис с душераздирающим жаром, откидываясь на спинку сиденья и пыхая клубом дыма в торжественно-серьезных малюток на задних местах; – Я никогда никого не любила так, как тебя.
– По-видимому, неделя у Харкнессов оказала на детей исключительное действие, – сказала Барбара после обеда, – Я ничего не могу понять.
– Мистер Харкнесс говорил о каких-то невесомостях у них на Мельнице. Быть может, это как раз то самое и есть.
– Безил, у тебя что-то неладное на уме. Хотелось бы мне знать что.
Безил обратил на нее свои невинные голубые глаза, такие же голубые и такие же невинные, как у нее; в них не было и намека на озорство.
– Просто работаю на фронт, Бэб, – сказал он.
– Скользучая змея.
– Да нет же.
– Щекочучий паук. – Они снова были в классной комнате, в мире, в котором когда-то играли в пиратов. – Хитрющая обезьяна, – сказала Барбара совсем ласково.
V
Роты строились на плацу в четверть девятого; сразу же после осмотра людей вызывали в ротную канцелярию: только так можно было успеть отсеять обоснованные заявления от необоснованных, принять меры по мелким дисциплинарным проступкам, должным образом составить обвинительные заключения и правильно вписать имена серьезных нарушителей дисциплины в рапорт, направляемый командиру части.
– Рядовой Тэттон обвиняется в утере по нерадивости противогаза стоимостью в восемнадцать шиллингов шесть пенсов.
Рядовой Тэттон начал сбивчиво объяснять, что он забыл противогаз в военной лавке, а когда через десять минут вернулся за ним, противогаз исчез.
– Дело подлежит рассмотрению командиром части. – Капитан Мейфилд не имел права налагать взыскания за проступки, чреватые вычетом из солдатского жалованья.
– Дело подлежит рассмотрению командиром части. Кругом! Отставить! Я не говорил, чтобы вы отдавали честь. Крутом! Шагом марш!
Капитан Мейфилд заглянул в корзинку для входящих документов, стоявшую на столе.
– Кандидаты в офицерскую школу, – сказал старшина.
– Так кого же нам отправить? Начальник штаба не принимает отказов.
– Ну что ж, сэр, пошлем Броуди.
Броуди был нескладный стряпчий, прибывший с последним пополнением.
– Что вы, старшина, какой же из Броуди офицер?
– В роте от него мало проку, сэр, а образование у него просто блестящее.
– Ну ладно, запишите его первым номером. А что вы думаете насчет сержанта Хэрриса?
– Не подходит, сэр.
– У него чудесный характер, он ревностный поборник дисциплины, знает свое дело вдоль и поперек, люди пойдут за ним в огонь и воду.
– Совершенно верно, сэр.
– Так что же вы имеете против него?
– Я ничего против него не имею, сэр. Только ротной футбольной команде без него не обойтись.
– Верно. Кого же вы предлагаете?
– А нашего баронета, сэр. – Старшина произнес это с улыбкой. Пребывание Аластэра на положении рядового несколько озадачивало капитана Мейфилда, но постоянно давало повод для шуток старшине.
– Трампингтона? Ладно, пусть оба сейчас же явятся ко мне. Дневальный разыскал и привел их. Старшина вводил их по одному.
– Шагом марш. Стой. Отдать честь. Броуди, сэр.
– Броуди. От нашей роты требуют двух кандидатов для отправки в офицерскую школу. Я записал вас. Разумеется, окончательное решение принимает командир части. Я не утверждаю, что вы хотите в офицерскую школу. Я просто полагаю, что вы не будете возражать, если командир одобрит ваше назначение.
– Я не возражаю, сэр, если вы действительно думаете, что из, меня выйдет хороший офицер.
– Я вовсе не думаю, что из вас выйдет хороший офицер. Таких днем с огнем поискать. Но все же полагаю, что какой-то офицер из вас получится.
– Благодарю вас, сэр.
– А пока вы еще у меня в роте, не надо входить ко мне в канцелярию с торчащей из кармана авторучкой.
– Прошу прощения, сэр.
– Прекратить разговорчики! – сказал старшина.
– Ладно, это все, старшина.
– Кругом. Шагом марш. Отставить. Выбрасывайте вперед правую руку, когда начинаете движение.
– Пожалуй, стоит дать ему пару лычек, чтобы уж наверняка сбыть его с рук. Я поговорю с начальником штаба.
Ввели Аластэра. Он мало изменился с тех пор, как пошел служить. Только теперь у него грудь выпячивалась больше, чем живот, но под свободной солдатской формой это было едва заметно.
Капитан Мейфилд начал с ним разговор в точности теми же словами, что и с Броуди.
– Слушаюсь, сэр.
– Вы не хотите получить офицерское звание?
– Нет, сэр.
– Очень странно, Трампингтон. Какие-нибудь особые причины?
– Мне кажется, и в прошлую войну многие чувствовали то же.
– Слышал, слышал. И не много они на этом выиграли.
– Ну ладно, не хотите, не надо. Боитесь ответственности?
Аластэр не отвечал. Капитан Мейфилд кивнул, и старшина отпустил его.
– Ну, что вы об этом думаете? – спросил капитан Мейфилд.
– Я знаю людей, которые считают, что в рядовых безопаснее.
– Нет, тут, я думаю, другое. Трампингтон доброволец и притом не призывного возраста.
