Письма с Земли

периодические повторения на небесах, это та же Природа, которая управляет делами Земли. Так оценим же этот намек по достоинству.

Есть ли какая-нибудь возможность опровергнуть закон самоубийств? Нет, он установлен. Если такое-то число самоубийств произошло в таком-то городе в прошлом году, примерно такое же число их произойдет ив этом году. И это число будет возрастать пропорционально росту населения год за годом. Если вам укажут численность населения через сто лет, вы сможете точно вычислить, какое количество самоубийств случится в этом далеком году.

Погибнет ли эта замечательная цивилизация? Да, все гибнет. Возникнет ли она опять и будет ли существовать вновь? Да, ибо все, что бы ни случилось, должно случиться снова. И снова, и снова – и так вечно. Потребовалось более восьми веков для подготовки этой цивилизации. Затем она внезапно начала расти и, менее чем за сто лет, превратилась в несравненное чудо. Со временем она погибнет и будет забыта. Пройдут века, и она возникнет вновь, точно такая же, как была: все изобретения, все открытия повторятся в мельчайших подробностях. И снова она погибнет и возникнет через века, и вновь ослепит мир, как ослепляет его сейчас, – вновь совершенная в каждой детали. Таков «Закон периодического повторения».

Возможно даже, что повторятся и названия предметов. Разве в былые времена не существовала и не была забыта Наука Исцеления? И разве совсем недавно она не возникла вновь и не принесла с собой свое забытое название? Погибнет ли она снова? Еще не раз, я полагаю, с течением веков. И будет возникать вновь и вновь. А забытая книга «Наука и Здоровье с ключом к Священному Писанию» – разве не получили мы ее снова, просмотренную, исправленную, так что буйство ее стиля и грамматических конструкций оказалось укрощенной рукой образованного прозелита? И разве не будет она забываться и раз, и два, и двадцать, и вновь возникать через огромные промежутки времени, и вновь ставить в тупик людские умы? В этом можно не сомневаться. Так должно случиться по «Закону периодических повторений»».

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА ЧЕЛОВЕКА С ПОЛОЖЕНИЕМ

Был принят славнейшей, могущественнейшей, всемилостивейшей, благороднейшей Ее Величием Исполняющей Обязанности Главы Человечества, которую я назвал этими ее официальными титулами и коленопреклоненно, смиренно ее поблагодарил; затем, получив разрешение, выраженное мановением руки, поднялся и встал перед престолом. Происходило это в Зале Государей, в том дворце, в котором она и вся Первая Семья живут уж не знаю сколько столетий и который они предпочитают всем остальным. Он по-прежнему остается самым великолепным – и на мой взгляд, самым красивым – дворцом во всей империи. Его золоченые здания занимают целые мили и сияют, точно упавшее на землю солнце. Его парки, сады и леса теряются в голубой дали, и кажется, будто этот рай беспределен. Сто тысяч человек, не считая бригад и дивизий дворцовой гвардии, служат Прародителям и семьям их первых эдеморожденных потомков. И все же дворец этот не кажется таким уж огромным в колоссальной столице, чье население почти невозможно выразить в цифрах и где многие улицы тянутся на двести с лишним миль.

Зал Государей – это великолепная обширная ротонда, которой искуснейшие старые мастера придали сказочную красоту с помощью мраморных статуй, драгоценных камней, золотых украшений и закатного великолепия красок. Здесь монархи всего земного шара в сопровождении знатнейших своих вельмож собираются каждые пятьдесят лет, чтобы поклониться Прародителям человечества. Для этого, разумеется, необходим простор – и простора здесь хватает. Какое, вероятно, дивное зрелище представляет собой это множество черных, белых, желтых и коричневых царей в богатейших чужеземных нарядах! И какое тут раздолье для толмачей! Но сейчас Зал почти пуст – телохранители, камергеры, пажи и все прочие, с надлежащим количеством секретарей, готовых ничего не делать и усердно этим занимающихся.

Наряд Ее Величия напоминал арктические небеса, когда северное сияние затопляет их трепещущими волнами лилового, малинового и золотого пламени, – и сквозь этот мерцающий, изменчивый сон переливающихся красок пробегали, соединялись и расходились вспышки бесчисленных драгоценностей, то разгораясь, то затухая, как искры в испепеленной бумаге. Позже я с восторгом описал это великолепное зрелище Нанга-Парбату, озлобленному и распущенному эдеморожденному отпрыску Первой Крови, чье дурное сердце совсем переполнилось ненавистью, завистью и злобой, когда давным-давно ему было запрещено являться на глаза Праотцам. Он едко улыбнулся и сказал презрительно:

– Ах, это чванство! А я еще помню дни, когда на всю семью не нашлось бы и одной рубашки.

Я сдержал свое возмущение, так как человеку моего положения не дозволяется возражать эдеморожденным, даже когда он этого хочет, хотя подобное желание в истинно лояльной груди может возникнуть лишь в минуту гнева и тут же бесследно исчезает; но я смиренно просил его избавить меня от подобных слов о Властях Предержащих, ибо мне не подобает их слушать.

– Ну, разумеется, – фыркнул он, – ты же патриот, как и все тебе подобные. А что такое патриот, скажи на милость? Да тот, кто пресмыкается перед Первой Семьей и прославляет императора и правительство, правы они или не правы – и особенно когда они не правы; это называется «стоять за свою страну». Патриотизм… Подделка, пакость, посеребренная детская погремушка, с помощью которой сброд грабителей, конституционных пустозвонов, слабоумных и лицемеров, именуемый имперским правительством, обманывает и прибирает к рукам доверчивых детей – народ. О, патриотизм – это чудная вещь. Адам имел обыкновение Называть его «последним приютом негодяя». А знаешь, пустоголовые невежды даже меня называли патриотом. Увы, в этом мире невозможно избежать оскорблений. Пойдем выпьем?

Я чувствовал себя ужасно неловко: прохожие изумленно оглядывались, видя, как Отпрыск Первой Крови в священном одеянии своего сословия (правда, весьма поношенном) фамильярно, будто равного, держит за лацкан человека моего положения. Да и слова его, несомненно, мог расслышать кто угодно, потому что он упорно говорил чрезвычайно звучным голосом (будучи, так сказать, слегка под мухой), как я ни старался его успокоить. Чтобы избежать любопытных взглядов, я последовал за ним в «Герб Эдема», где наконец вздохнул свободно, так как все посетители почтительно встали в удалились с непокрытыми головами.

– Рабы! – рявкнул он. – Погляди на них: они унижаются перед одеждой, перед случайностью рождения – опять посеребренная детская погремушка! О, господи, вот что такое это человечество. – Он скрипуче засмеялся. – Человечество, которое столь высокого мнения о себе!

Он оглядел свое священное одеяние, оторвал висевший на ниточке кусок золотого кружева, задумчиво помял его в руке и бросил собаке, которая с надеждой его обнюхала, а потом, не тронув, разочарованно побрела прочь.

– Вот, во всяком случае, разумное создание, достойное уважения. Я склоняюсь перед ним. – Он запустил пальцы в свою белоснежную гриву и сказал со вздохом. – Что же, когда-то и мы были так же мудры и так же разумны. Я видел те дни.

Вскоре он снова разразился горячей тирадой. На этот раз – по поводу непотизма. Имен он, правда, все-таки не упоминал, но было совершенно ясно, что метит он в Исполняющую Обязанности Главы Человечества, свою бабушку. У меня просто мурашки по коже побежали, – В этом дворце нет ни одного поста, – говорил он, – которого можно было бы добиться заслугами, нет ни одной богатой синекуры, которая не была бы отдана какому-нибудь слабоумному старикашке только потому, что по случайности рождения он принадлежит к одной из Первых Трех Степеней Родства. Все, что чего-нибудь стоит, отдается Трем Сословиям. И как они цепляются за свои теплые местечки, эти дряхлые развалины! Адам, бывало, вздыхал и говорил: «Они редко умирают и никогда не подают в отставку». Непотизм? Да это просто осиное гнездо непотизма. Она – ах, боже мой! – она не выносит ни прикосновения, ни запаха плебейской плоти. Даже судомойки должны принадлежать к Первой Семье. Третья Степень Родства, удостоверение геральдического департамента, брачные свидетельства всех предков по прямой линии – так сказать, «ирландцев просят не беспокоиться». И какая ирония – у нее-то у самой брачного свидетельства нет1 Я осмелился возразить ему и сказал с упреком:

– Она так и родилась замужней.

– Чушь, – фыркнул он и щелкнул пальцами, – детские сказочки!

Тут он опять принялся обличать непотизм и договорился бог знает до чего. Я мог бы напомнить ему (если бы человеку моего положения приличествовало говорить подобные вещи), что будь даже эта система