— Виктор, как хорошо, что мы встретились… Как это хорошо. Бывает же так…
Руфина заплакала.
Слишком давно копились у неё слезы. Слишком много ей пришлось пережить, передумать. Виктор ни о чем не расспрашивал её. Аделаида Казимировна в первый же час приезда Виктора пересказала ему повесть Старозаводской улицы. А его отец, как бы резюмируя сказанное Аделаидой, коротко посоветовал сыну: «Не зевай и не тяни».
29
Поздним вечером Николай Олимпиевич, подойдя к дому, увидел двери гаража открытыми. Догадку Гладышева с превеликим удовольствием распространенно подтвердила Аделаида Казимировна:
— Нынче девицы недолго раздумывают. Она уехала с ним кататься. Ночью.
— И в добрый час, Аделаида Казимировна, — воскликнул Гладышев и повторил: — В добрый час.
Дальнейшее Николай Олимпиевич и не думал выяснять.
Руфина и Виктор ехали по большаку. Сосны как розовые свечи. Темно-зелёная тишина, посеребрённая светом луны. Молчит мир. Только о чем-то перебраниваются в лесу маленькие совки.
После молчания Виктор, отвечая на рассказанное Руфиной и слышанное до этого от Аделаиды Казимировны, сказал коротко:
— Это бывает, Руфина. У меня тоже кое-что было и прошло. Не надо вспоминать. Посмотри, Руфочка, какая чудесная вырубка.
Виктор притормозил машину и остановился на обочине.
— Как здесь хорошо! Мы да звезды!
— Хочешь, Руфа, посидим на пнях? — предложил Виктор.
— Хочу.
И они вышли.
Зябкая прохлада апрельской ночи. Далёкий дым проходящего поезда. Сладкие запахи смолы и земли.
Виктор выбрал пень и предложил Руфине другой. Но на нем, ещё борющемся за жизнь, проступила смола. Янтарная, сверкающая при свете луны.
— Ты что? — спросил Виктор. — Ищешь пень, который получше?
— Да нет. Ищу, который поближе.
— Тогда садись на мой, рядом.
— Тесно.
— Тогда на колени.
— Удержишь ли? Я ведь не из лёгких, — сказала она, ничуть не жеманясь.
Удивительно, как легко и просто ей с этим человеком! Она его не видела столько лет, а в их отношениях ничего не изменилось. Он вызывает какое-то огромное чувство доверия. В его глазах ни одной хитрой искорки. В его голосе только то звучание, которое соответствует сказанным им словам.
Руфина села на колени к Виктору. Ища наиболее удобного положения, она обняла его шею правой рукой.
— Теперь уселась?
— Да.
— Ну вот и хорошо. Будем смотреть на небо. А вдруг да пролетит над нами спутник… Сегодня день неожиданностей. Пусть будет такой же и ночь…
— Виктор, мне так стыдно, что я не ответила тебе тогда на твоё письмо. Тогда так много приходило таких писем. Если хочешь, я покажу их тебе.
— Обязательно, Руфа. Обязательно найдём и моё глупое письмо и перечитаем.
— Тебе хочется взять его обратно, Виктор?
Тут её голос немножечко упал, и она оказалась в объятиях Виктора.
— Нет, я ничего никогда не беру обратно и не отдаю своего. Никому. Я в этом смысле собственник.
— И я…
— Ну вот видишь, какая мы мелкобуржуазная стихия. Тебе не кажется, Руфина, что ты меня обняла первой?..
— Мне теперь ничего не кажется, Виктор. Но только странно, что все так неожиданно и быстро.
30
Ещё не было пяти утра, когда двухцветная «Волга» подкатила к дому Дулесовых.
— Мама, — сообщила, входя, Руфа, — я вышла замуж. Вот мой муж.
Как никогда, Анне Васильевне было трудно скрыть волнение. И она сказала:
— Я так и поняла, когда узнала от Аделаиды, что вы уехали.
Отец Руфины спросонья никак не мог натянуть на себя рубашку. Наконец, кое-как одевшись, он выбежал и крикнул:
— А я как, Анна, женился на тебе? Не при луне ли? Здравствуй, зять!
Старозаводская улица просыпалась рано, и спешащие кто на рынок, кто на пруд, чтобы захватить утренний клёв леща, проходя мимо дулесовского дома, удивлялись, глядя на машину: почему в такую рань к ним пожаловал Николай Олимпиевич?
Старик Векшегонов направлялся в лес. Он не обратил бы внимания на «Волгу» и прошёл мимо дулесовских окон, но его окликнула Анна Васильевна:
— Иван Ермолаевич! Дорогой… Зашёл бы. У нас обручение в доме.
И он зашёл к Дулесовым.
— Витька!
— Дедушка Иван!
— Когда успели?..
— Моряки — народ быстрый!
Объятия. Чарка водки.
Отцу Виктор сообщил по телефону кратко:
— Папа! Поздравь меня и извини, что я так долго задержал твою машину. Если есть время поздравить лично, то я в доме моей жены Руфины Андреевны… пока ещё Дулесовой.
Прибежала и Любовь Степановна Векшегонова:
— Вот и нашлись жильцы для домика с башенкой.
Не прошло и недели, как Дулесовы и Векшегоновы договорились о взаимных расчётах. Не ах какие деньги. Дружба дороже. На одной улице жить. К тому же родня. Гладышевы как-никак по женской линии Векшегоновы.
Серёжа наотрез отказался получать вознаграждение за труд, который он вложил в этот домик. Деньги выглядели обидной платой. Зато подарок, от души купленный счастливым Виктором Николаевичем, очень обрадовал Серёжу. Виктор приехал на новеньком мотоцикле и сказал:
— Сергей! Уж мы-то с тобой никаким боком недругами не можем быть.
— Конечно, — ответил Серёжа.
— А если «конечно», то вот тебе конь-огонь, и давай обнимемся на виду всей Старозаводской улицы.
И они обнялись.
Это видел из окна Алексей, не высидевший в Гагре и трех недель. Ему приятно было видеть брата, достойно развязывающего примирением путаный узел больших и малых обид.
