— Прочь!
Оказалось, Грязнуля Ма только изобразил обморок. Он взвился из ямы и обогнал своего напарника на целых двадцать шагов. Вскоре они оба скрылись в тумане. Ли Као задумчиво посмотрел в могилу, потом опустился на колени и что-то из неё достал. В руках у него показался предмет, который мастер повертел в лунном свете, затем мудрец подошел к нам и передал его Подкаблучнику Хо, вскрикнувшему от восторга. Это был осколок глиняной таблички, покрытый такими же древними иероглифами, как и на тех скрижалях, которые мой несостоявшийся тесть изучал в течение шестнадцати лет. Но этот осколок был гораздо больше и содержал несколько абзацев текста.
В отдалении мы услышали, что жена Подкаблучника Хо и её семь жирных сестер присоединились к Прародительнице.
— Отрубить им головы!
Дамы взвыли, а Подкаблучнику Хо тут же представилась сладостная картина мести всем этим особам.
— Ли Као, а во время прогулок по садам тебе не встречались еще несколько старых колодцев? — спросил он с надеждой.
— Я бы посоветовал использовать топор, — ответил мастер Ли.
— Топор. Да, топор, конечно.
Мы снова побежали, на этот раз к стене рядом с колодцем. Ли Као заухал совой, собака ответила ему лаем, а потом завыла. Мы попрощались с Подкаблучником Хо, я даже прослезился и Ли Као взобрался мне на спину. Разобранную кладку, бывшую на месте двери, мы предусмотрительно завесили холстом, выкрашенным под цвет остальной стены. Я отвел его в сторону и побежал по пустому коридору. Взбираясь по веревочной лестнице на противоположную сторону, я оглянулся и увидел, как Хо Вен в одной руке держит драгоценную табличку, а другой сжимает воображаемый топор.
— Руби-руби! — счастливо напевал он. — Руби-руби-руби-руби-руби!
Туман поглотил его, а мы перепрыгнули на другую сторону прямо к Вану-Яйцерезу и его банде. Уже двадцать лет им не попадалось такой добычи, как на похоронах Обморочной Девы, и они умоляли мастера Ли стать их главарем. Но у нас были другие планы.
Я понесся как ветер по холмам к деревне Ку-Фу, а Ли Као ехал у меня на спине, сжимая в руках Корень Силы.
11. Расскажу я тебе сказку
Был ранний полдень, пыль танцевала в солнечных лучах, пробившихся сквозь узкие окна в монастырь. Вокруг стояла тишина, было слышно, только как Ли Као и настоятель готовят лечебное снадобье, да иногда до нас доносились птичьи трели, приносимые ветром. С тех пор как мы отправились за корнем, дети ни разу не пошевелились, монахи купали их и время от времени переворачивали, стараясь избегнуть появления пролежней. С трудом верилось, что в этих маленьких бледных телах еще теплится жизнь, а родители были так же безмолвны, как и их дети.
Алхимический очаг горел под бурлящим сосудом с подсахаренной водой, куда мастер Ли поместил Корень Силы. Вода стала оранжевой, сам женьшень приобрел медный оттенок, а потом стал почти прозрачным, как янтарь. Мудрец переложил растение в другую чашку, наполненную легким рисовым вином. Настоятель нагрел его, доведя до нужной температуры, и мастер Ли заменил жидкость на оранжевую настойку из первого пузырька. Когда та выкипела настолько, что едва закрывала корень, а сама стала цвета шафрана, мастер Ли запечатал сосуд и опустил его в горшок с бурлящей водой. Раствор и сам корень сначала приобрели оранжево-черный, а потом и угольно-черный цвет. Мудрец вынул сосуд из горшка и распечатал его. Невероятно свежий, жгучий запах наполнил комнату, словно мы оказались на лесной лужайке, среди горных трав после дождя.
— Вот и все, что можно было вытянуть из корня. А теперь посмотрим на него в действии, — спокойно сказал он.
Настоятель и Ли Као обошли каждую кровать. Первый раскрывал детям рот, а мудрец окунал потемневший корень в жидкость и аккуратно отмерял каждому ребенку по три капли. Лечение повторилось три раза, после чего целебный напиток кончился.
Мы ждали. Ветер доносил до нас писк цыплят, мычание коров и буйволов, ивы царапали своими ветвями серые каменные стены, в саду трещал дятел.
Постепенно бледные лица детей порозовели. Дыхание стало ровным и глубоким, холодные конечности налились теплом. Олененок Фаня вздохнула, по лицу Костяного Шлема разлилась улыбка. Все дети счастливо заулыбались, а я с чувством смиренного ужаса понял, что стал свидетелем чуда. Родители плакали от счастья, обнимая сыновей и дочерей, пожилые бабушки и дедушки пустились в пляс, а бонзы бросились к верёвкам и принялись бить в колокола. Настоятель танцевал и славил высшие силы, напевая «Намо кваншийин бодхисатва махасатва».
Только Ли Као не двигался. Он переходил от кровати к кровати, осматривая каждого ребенка с отстраненной холодностью, знаком попросил меня оттащить Большого Хонга от его сына. Мудрец склонился над мальчиком и стал считать пульс: сначала левое запястье, проверяя, как работают сердце, печень, почки, тонкий кишечник, желчный пузырь и мочеточник; потом правое — легкие, желудок, толстый кишечник, селезенка и жизненные силы. Он подозвал настоятеля, они проверили все вместе и сравнили результаты.
Лицо монаха сначала стало удивленным, потом взволнованным, а затем на нем явственно отразилось отчаяние. Он побежал за иголками и стал проверять болевые и лечебные точки. Дети не реагировали. Малыш Хонг прекрасно выглядел, его пульс четко прослушивался, а с губ не сбегала счастливая улыбка, но когда мастер Ли поднял его руку и отпустил ее, она так и осталась висеть в воздухе. Он подвигал конечность вверх-вниз, и она замирала точно в том месте, куда её поместили. Настоятель схватил Олененка и сильно потряс ее, но у той даже пульс не участился.
Ли Као выпрямился; медленно подошел к столу и застыл, слепо глядя на пустой алхимический сосуд. Все взгляды обратились на него. Мудрец казался невыразимо уставшим, я видел, как он пытается найти слова, сказать родителям, что чудес наполовину не бывает. Корень Силы почти вылечил детей, он просто оказался недостаточно сильным.
Я не смог бы вынести, если бы Ли Као посмотрел на меня. В моей голове звенели слова древнего тибетского трактата. «Только одно лекарство может вылечить больных, и оно возымеет действие, если лекарь найдет самое редкое и самое мощное средство из всех лечащих веществ, Великий Корень Силы». Я видел искаженное ужасом лицо Ростовщика Фаня, когда он клялся, что на свете существует только один Великий Корень Силы. Я слышал его крик: «Князь Цинь! Он спрятан в его лабиринте!» Даже невежественный малыш знал, что князь Цинь в десять тысяч раз опаснее Прародительницы, а медные монеты не могут заставить человека совершить самоубийство. Если я пойду за Великим Корнем, то в одиночку, а из княжеского лабиринта еще никто никогда не возвращался живым.
Я развернулся, выбежал из зала, пролетел по путанице коридоров, которую знал, как свои пять пальцев, выпрыгнул из окна на траву и понесся к холмам.
Я бежал без цели, наверное, прощался с родной деревней. Когда мне плохо или когда я испуган, то обычно посту паю именно так, изнуряю себя физическим трудом, ведь это единственное, что я умею делать действительно хорошо. Если бежать долго, заботы обычно отступают. Я мчался по окрестным полям и лесам не один час и собрал за собой целую свору бездомных собак. Парочка из них чуть не покусала меня за пятки. Наконец, ноги привели меня к еле заметной тропинке, извивающейся в густых зарослях кустарника на холме. Я опустился на колени и протиснулся сквозь туннель в маленькую пещеру. Собаки пролезли за мной следом, и мы расселись на груде костей.
Их называли драконьими костями, так как люди когда-то верили, что драконы меняют свой скелет, как змеи — кожу, но на самом деле это были останки домашних животных, которые мы использовали для гадания. Это очень древний обычай. Настоятель говорил мне, что гадальные кости Аньяна — единственное весомое доказательство существования полумифической династии Шан.
