Эсме на палубе не оказалось.
– Подымайся. Или тебе нравится здесь валяться?
Он наконец-то разглядел протянутую руку. Ладонь Крейна оказалась очень горячей… или это Хаген так замерз, пока был без чувств? Пересмешника начал бить озноб.
– Поздравляю, – сказал капитан без улыбки. – Ты прошел экватор и познакомился с его охраной. Должен заметить, ты вел себя весьма достойно. Многие ломаются сразу, просят отпустить, пощадить и так далее. Ты выдержал. Молодец!
Сдержанная похвала заставила матроса задрожать так, что застучали зубы. Выходит, это и было то самое морское крещение – вот это выворачивание наизнанку? Эти бесцеремонные руки, цепкие взгляды, насмешливые голоса?!
Нечеловеческие голоса…
– Теперь понимаешь, отчего истории о переходе экватора такие разные? – поинтересовался Крейн. – Думаю, ты и сам не станешь никому говорить правду. Правда… унизительна.
«Лучше не скажешь!» – подумал Хаген и спросил, слегка заикаясь:
– Но з-зачем, к-капитан? Что им нужно от меня? И от всех остальных?
– Понятия не имею, – отозвался Кристобаль Крейн. – К кому-то они приходят сразу, а некоторым везет, как тебе и Эсме – мы ведь уже перешли экватор однажды. Я в свое время спросил… наглый был очень. Ответили они весьма интересно: «Ищем». Кого, зачем – догадайся, мол, сам. И сразу вслед за этим устроили мне повторное… э-э… истязание. У них, если ты заметил, своеобразное чувство юмора.
«Так он прошел через это два раза?!» Уважение, которые Хаген испытывал к капитану, взлетело до невообразимых высот.
– А г-где Эсме?
– В своей каюте, – ответил Крейн, и по его лицу скользнуло темное облако. – Ей пришлось тяжелее, чем тебе. Слишком уж много интересного они обнаружили в её памяти… но всё будет хорошо. Ах, да – чуть не забыл!
Он протянул руку и вложил в ладонь Хагена что то маленькое, блестящее.
– Твоя по праву. Носить её или нет, каждый решает сам.
Ещё долго после того, как капитан ушел, пересмешник стоял на палубе, тупо уставившись на золотую серьгу на своей ладони и размышляя, сколько времени пройдет, прежде чем он и в самом деле осмелится её надеть…
– Эй, а ну вставай!
Под утро, когда закончилась вахта, Хаген не ушел в кубрик, а остался на палубе – прикорнул у борта, подложив под голову свернутую куртку. Уснул пересмешник быстро, но его разбудили в самом скором времени, причем весьма болезненным пинком в бок.
– Отстань, похмельная рожа… – пробормотал магус, не открывая глаз. – Поди прочь! От тебя несет так, что глубинный ужас в страхе удрал бы к морской матери, а то и глубже…
– Надо же, как он заговорил! – раздалось в ответ. – Ты в своем уме, крыса сухопутная? Вставай, ворюга! Верни то, что у меня стырил, а потом будешь дрыхнуть сколько влезет!!
«Ворюга?!»
Хаген сел, сонно моргая. Умберто нависал над ним, угрожающе уперев руки в бока, но суровый вид портило то, что моряк слегка пошатывался. О чем говорил помощник капитана, пересмешник понял не сразу.
– А-а, ты о кинжале… – Накануне Хаген первым делом обезоружил пьяного, чтобы тот не наделал глупостей. Он проделал это с необычайной аккуратностью и не без изящества, так что Умберто был не так уж далек от истины. – Я его не крал. Просто забрал на время, чтобы ты не порезался…
– Заткнись! – взвился Умберто. – Давай его сюда, пока не схлопотал по физиономии!
Шутка затянулась. Морщась, Хаген протянул руку к своему поясу… и застыл.
Кинжала не было.
Пересмешник принялся вспоминать, что он делал после того, как вызволил Умберто из «Веселой медузы». Когда моряк полез драться, кинжал был на месте, но куда он мог деться потом? На борту «Невесты ветра» воровство было вещью невозможной, так что оружие не могли по-тихому вытащить, пока он спал.
Но тогда…
Не обращая внимания на брань помощника капитана, Хаген медленно поднялся, подошел к борту и, простояв там совсем недолго, сокрушенно вздохнул. Ну да, конечно. Он ведь услышал плеск воды, и даже подумал: «Что-то упало». Эх…
– Где моё оружие, ты, сын кракена? – рявкнул Умберто. Пересмешник показал за борт; по мере того, как до моряка доходил смысл жеста, его лицо становилось всё бледнее.
– Уронил в воду, пока тащил тебя, – сухо проговорил магус. – Уж извини…
– Т-ты…
Хаген вдруг заметил, что на палубе сделалось людно. Да, Умберто расшумелся, как рыночная торговка, которой перевернули корзину с товаром. Неприятно, а ещё хуже то, что перепалка грозила вот-вот перейти в нечто и вовсе отвратительное.
– Ты, проклятый…
«Заступница, пусть он заткнется!»
– Проклятая
Хаген тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. С тех пор прошло немало лет, и он научился многому – например, забивать обидные слова обратно в глотку тому, кто их произнес. Да, драться с помощником капитана – не тот поступок, которым стоит хвастать, но пересмешник точно знал: он скорее покинет борт «Невесты ветра», чем стерпит сказанное только что.
Оборотень бросился на Умберто, и они, сцепившись, покатились по палубе, не обращая внимания на встревоженные оклики матросов. Моряк оказался неожиданно силен, но Хаген всё-таки был из небесных детей, хотя его клан и относился к числу слабейших: сила пересмешников заключалась в хитрости и изворотливости, а вовсе не в умении дать в челюсть так, чтобы противник отлетел на несколько шагов. Поэтому они двое были в равных условиях… ну, почти равных. Умберто ожидал сюрприз, и весьма неприятный.
Впрочем, как бы ни разозлился Хаген, он заметил проскользнувшее во взгляде Умберто недоумение: помощник капитана, похоже, не знал, что именно означало слово «кукушка». Что ж, надо преподать ему урок на всю жизнь – незачем повторять слова, чей точный смысл тебе не известен! И, в конце концов, Умберто ещё вчера хотел подраться. Конечно, лучше бы это случилось без свидетелей, но что теперь жалеть? Капитан ведь в любом случае всё узнает.
«Ох, что-то я слишком много думаю!»
Хаген увернулся от кулака Умберто и отскочил, тяжело дыша. Во всей этой истории была лишь одна
