тогда… что будет тогда?
— Я сам задаю себе этот вопрос, — мрачно сказал Д'Ожерон. — Но всегда лучше отсрочить беду. Глядишь, какой-нибудь случай и помешает ей нагрянуть. — Внезапно он заговорил другим тоном: — Однако я прошу у вас прощения, мой дорогой мосье Питт. Наша беседа слишком отклонилась в сторону. Отцовская тревога! Я просто хотел предостеречь вас и очень надеюсь, что вы прислушаетесь к моим словам.
Мосье Питту всё было ясно. Д'Ожерон, видимо, считал, что Тондёр почувствовал в Джереми своего соперника, а такие люди, как он, не останавливаются ни перед чем, когда им нужно убрать кого-нибудь со своего пути.
— Очень вам признателен, мосье Д'Ожерон. Я могу постоять за себя.
— Надеюсь. От всего сердца надеюсь, что это так.
На том их беседа закончилась, и они расстались.
Джереми вернулся на «Арабеллу» и после обеда, прогуливаясь вместе с капитаном Бладом по палубе, поведал ему о том, что произошло утром в саду губернатора.
Блад выслушал его с задумчивым видом.
— У него было достаточно оснований предостеречь тебя. Странно только, почему он дал себе труд этим заниматься. Я повидаюсь с ним, да, да, непременно. Возможно, моя помощь будет ему небесполезна, хотя мне пока ещё не ясно, в чём она может проявиться. А ты, Джереми, будь благоразумен и посиди лучше на корабле. Можешь, чёрт побери, не сомневаться, что Тондёр будет искать встречи с тобой.
— А я, что ж, должен её избегать? — презрительно фыркнул Джереми.
— Да, если ты не дурак.
— Иначе говоря — если я трус.
— А не кажется ли тебе, что живой трус лучше мёртвого дурака, каковым ты неизбежно окажешься, если позволишь Тондёру сводить с тобой счёты? Не забывай, что этот человек — первоклассный фехтовальщик, ну, а ты… — Капитан Блад присвистнул. — Это пахнет самым обыкновенным убийством. А какая доблесть в том, что тебя заколют, как барана?
Питт в глубине души чувствовал, что капитан прав, но признаться в этом было бы слишком унизительно. Поэтому он пренебрёг советом Блада, на другой же день сошёл на берег и отправился вместе с Хагторпом и Волверстоном в таверну «У французского короля», где его и обнаружил Тондёр.
Время приближалось к полудню, и в большом зале таверны было полным-полно пиратов, матросов с французского фрегата, искателей жемчуга, а также всевозможных жуликов и бродяг обоего пола, которые, подобно хищным акулам, всегда вьются вокруг моряков, а пуще всего — вокруг пиратов, зная их привычку сорить деньгами. В плохо освещённом зале воздух был удушлив от едкого табачного дыма, винного перегара, испарений человеческих тел.
Тондёр вошёл небрежной, ленивой походкой; левая рука его покоилась на эфесе шпаги. Отвечая на поклоны, он протискался сквозь толпу и остановился перед сидевшим за столиком Джереми.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, пододвинул себе табурет и сел. — Какая удача, что мы можем так скоро возобновить наш маленький спор, который был вчера, к сожалению, прерван.
Джереми сразу понял, куда он клонит, и поглядел на него в некотором замешательстве. Его товарищи, не знавшие, о чём идёт речь, тоже уставились на француза.
— Мы, мне помнится, обсуждали вопрос о том, что появление некоторых лиц порой бывает нежелательным и что у вас не хватает сообразительности понять, в какой мере это относится к вам.
Джереми наклонился вперёд.
— Не важно, что мы обсуждали. Вы пришли сюда, как я понимаю, чтобы затеять со мной ссору?
— Я? — Капитан Тондёр поднял брови, потом нахмурился. — С чего вы это взяли? Вы мне не мешаете. Вы просто не в состоянии ничем мне помешать. Если б вы оказались на моём пути, я бы раздавил вас, как блоху. — И он презрительно и нагло рассмеялся прямо в лицо Джереми, чем сразу и достиг своей цели — этот смех задел Джереми за живое.
— Смотрите не ошибитесь, принимая меня за блоху.
— Ах, вот как? — Тондёр встал. — В таком случае поостерегитесь докучать мне снова или, предупреждаю, я раздавлю вас одним щелчком! — Он говорил намеренно громко, чтобы все могли его слышать. Его резкий голос привлёк к себе внимание, и шум в зале затих.
Тондёр презрительно повернулся к Джереми спиной, но застыл на месте, услыхав:
— Нет, постой, грязный пёс!
Капитан Тондёр обернулся. Его брови поползли вверх. Злобный оскал приподнял кончики тоненьких усиков. А дородный силач Волверстон, всё ещё не понимая, что происходит, инстинктивно старался удержать Джереми, который тоже вскочил с табурета.
— Пёс? Так, так! — с расстановкой проговорил Тондёр. — Пёс, сказали вы? Вполне уместное сочетание — пёс и блоха. Но тем не менее пёс — это мне не нравится. Не будете ли вы столь любезны взять пса обратно? И притом немедленно! Я не отличаюсь терпеливостью, мосье Питт.
— Разумеется, я возьму его обратно, — сказал Джереми. — Зачем обижать животное.
— Под животным вы подразумеваете меня?
— Я подразумеваю пса. Надо было бы сказать не пёс, а…
— Крыса, — резко произнёс чей-то голос за спиной Тондёра, заставив его обернуться.
На пороге, небрежно опираясь на свою чёрную трость, высокий, элегантный, в чёрном, расшитом серебром костюме стоял капитан Блад. Его горбоносое, обожжённое солнцем и ветром лицо было обращено к капитану Тондёру, холодные синие глаза смотрели на него в упор. Он неторопливо направился к французу.
— Крыса, на мой взгляд, как-то лучше определяет вашу сущность, капитан Тондёр, — непринуждённо и бесстрастно проговорил он и остановился, ожидая, что скажет тот.
Раздался дружный взрыв хохота. Когда он смолк, прозвучал ответ Тондёра:
— Понимаю, понимаю. Крошка шкипер находится под надёжной защитой. Папаша Блад встревает не в своё дело, дабы спасти этого трусишку.
— Само собой разумеется, я должен взять его под защиту. Разве я могу допустить, чтобы какой-то наглец бретёр заколол моего шкипера? Конечно, я должен вмешаться. И вы могли это предвидеть, капитан Тондёр. Вы не только презренный негодяй, но и жалкий трус — вот почему я сравнил вас с крысой. Вы рассчитываете на своё уменье владеть шпагой, но решаетесь пускать её в ход только против тех, кого считаете не слишком искушёнными в этом ремесле. Так поступают лишь трусы. Ну, и, разумеется, убийцы. Ведь, насколько мне известно, убийцей заклеймили вас во Франции.
— Это ложь! — сказал Тондёр, побелев как полотно.
Капитан Блад, обернувший оружие Тондёра против него самого, намеренно стараясь разжечь его ярость, невозмутимо возразил:
— А вы попробуйте доказать мне это на деле, и я возьму свои слова обратно, прежде чем проколю вас шпагой… или после того. По крайней мере вы получите возможность закончить с честью бесчестно прожитую жизнь. Здесь есть ещё одна комната, довольно просторная и пустая, мы можем…
Но Тондёр, злобно усмехнувшись, перебил его:
— Ну нет, со мной эти штучки не пройдут. У меня разговор не с вами, а с мистером Питтом.
— Это подождёт. Сначала решим наш спор.
Тондёр взял себя в руки. Он побледнел ещё сильнее и тяжело дышал.
— Послушайте, капитан Блад. Ваш шкипер нанёс мне оскорбление: он назвал меня грязным псом в присутствии всех этих людей. Вы намеренно стараетесь ввязаться в ссору, которая не имеет никакого отношения к вам. Так не по правилам, и я призываю всех в свидетели.
Это был ловкий ход, и он оправдал себя. Присутствующие оказались на стороне Тондёра. Матросы из команды капитана Блада угрюмо молчали, а остальные закричали, что француз прав. Даже Хагторп и Волверстон и те могли только молча пожать плечами, а Джереми сам окончательно погубил дело, поддержав своего противника:
— Капитан Тондёр прав, Питер. Наши с ним дела тебя не касаются.
— Вы слышите? — закричал Тондёр.
— Нет, касаются. Мало ли что он говорит. Вы замыслили убийство, негодяй, и я этого не допущу. —
