— то пройди пятьсот метров вниз по своей улице, до таверны «Ривароль».
— Уже иду. Целую тебя.
— Вот придешь и поцелуешь.
3
В этой таверне действительно умели готовить мясо с кровью. Не просто полусырое из-за прерванного на полпути кулинарного процесса, а именно такое, в котором соседствуют два вкуса: хорошо прожаренного мяса снаружи и сырого, вроде карпаччо, внутри. Кроме того, мясо здесь подавали большими кусками, как в средневековых придорожных корчмах (по версии историко-художественных фильмов, т. к. современному зрителю лучше даже не думать о том, чем на самом деле кормили средневековых туристов в таких заведениях).
Начало позднего завтрака, скорее похожего на основательный обед, прошел за обычной в таких случаях болтовней, но где-то в середине, Седна неожиданно спросила:
— А где ты собираешься выставлять эту работу?
— Пока не решил, — отозвался Робер, — У меня есть несколько знакомых экспозиторов. Но надо сначала решить одну проблему. Я вообще-то сначала фотографировал эту химеру по контракту с одной фирмой, и не уверен, что могу выставлять результат без их согласия.
— Не уверен? — переспросила она, отправляя в рот изрядный кусок мяса, — а что там, в этом контракте?
— Ну, в общих чертах, я должен для них сделать серию снимков и несколько обработанных изображений для рекламных плакатов и для этикеток.
— Этикеток?
— Да. Для духов. Эта фирма, «Нефер», производит парфюмерию. Фирма египетская, а здесь они открыли филиал и решили выйти на рынок с брэндом «химера». Это называется встроить товар в местную культурную среду.
— Мне это ничего не говорит. Да и не важно. Вряд ли им принадлежит все, что ты рисуешь.
— Конечно, не все. Но то, что связано с этой химерой… Я думаю, надо спросить об этом у директора филиала, и согласовать с юристами, наверное.
— Так позвони ему.
— Сейчас?
— А зачем откладывать?
— Хорошо. Я сейчас…
Робер вышел на улицу, поговорил минут десять по сотовому телефону, и, вернувшись, проинформировал:
— Мсье Пикар говорит, что это довольно сложно. Для этого надо подписать особую оговорку к контракту. Он не уверен, что фирма пойдет на это. Но вроде бы завтра я смогу встреться с его юристом. Возможно, я смогу их в чем-то убедить.
— Никаких «возможно», — сказала Седна, — и вообще, почему это химера должна украшать собой их сомнительно пахнущие зелья?
— А что делать, если они не согласятся? Ведь контракт…
— Наплюй и забудь, — перебила она, — лучше подумай, в какой экспозиции она бы хорошо смотрелась.
Странное дело: Робер действительно с легкостью забыл об этом деловом разговоре, и вспомнил о нем лишь на следующее утро. Вернее, ему напомнили, разбудив телефонным звонком в 8 утра.
— Мсье Лакомб?
— Да. Доброе утро, мсье Пикар.
— Доброе. Я на счет нашего вчерашнего разговора. Мы решили пойти вам навстречу. Юристы подготовили кое-какие бумаги. Когда бы вы могли подъехать и подписать?
— Когда скажете. Хоть сейчас.
— Вот и хорошо. Подъезжайте, я вас жду.
Бумага была всего одна: акт о расторжении контракта и отсутствии взаимных претензий. Фирма «Нефер» расторгала контракт по своей инициативе, а задаток, выплаченный в размере 50 процентов цены, оставался у Робера Лакомба. В сущности, у Робера никаких претензий и быть не могло, фактически, его просто уведомили об аннулировании заказа, причем на довольно выгодных для него условиях. Процедура подписания заняла всего десять минут, и Робер пошел домой, гадая, почему Пикар повел себя так странно и из-за чего он выглядел настолько торопливым, нервным и неуверенным в себе.
Так или иначе, все складывалось удачно: вчера днем по настоятельному совету Седны, он связался с Андрэ Нио, который как раз…
4
Когда внезапный телефонный звонок раздается в 5 утра, то обычно это не предвещает ничего хорошего. Даже если звонящий начинает разговор с этакого бодрого:
— Как дела, Норман?
— Были замечательно, пока вы меня не разбудили, — пробурчал полковник Олле.
— Мои извинения. Просто у Элис никто не отвечает. Она не у вас?
— Сейчас проверю, — строго сказал Олле, положил трубку на кофейный столик, и, обращаясь к похожей на апельсин люстре в стиле «китайский фонарик», добавил, — На пятом десятке лет, холостяцкая жизнь превращается в фарс.
Люстра сочувственно молчала.
— С кем ты разговариваешь? — сонно спросил клубочек под простыней слева от него.
— С комиссаром Дюбуа. Он спрашивал, не у меня ли ты. Я обещал проверить.
Норман протянул руку, пошарил под простыней и пощекотал теплый бок.
— Какого черта ты щекочешься!
Клубочек молниеносно развернулся, простыня отлетела в сторону, а появившаяся из-под нее очаровательная обнаженная женщина лет 35, совершила безукоризненный (с точки зрения стрелковой подготовки) перекат, и улеглась поперек груди Нормана, дотянувшись до трубки.
— Да, слушаю… Ого… Если это шутка — то фиговая… Час примерно… Нет, Огюст. Тогда мне придется ехать голой, немытой с сэндвичем в зубах… И все равно, получится минут сорок… Нормана? Тогда по приезде появится пятый труп — твой… Ты думаешь?…
Норман пощекотал ей спину.
— Эй, это вы про меня?
— Дюбуа спрашивает: может, ты меня подвезешь на байке?
— А что там?
— Какой-то маньяк распотрошил четырех человек прямо в Люксембургском саду.
— Значит, не маньяк. Сама говорила: маньяки всегда делают штучную работу.
— Да, но…
— Ладно, — перебил он, — на раз — оделись, на два — помылись.
— Едем, — коротко бросила Элис в трубку.
В такие моменты она казалась грубоватой, но это была лишь иллюзия. Конечно, работа следователя криминальной полиции накладывает некоторый отпечаток на характер, но не более. На самом деле она была пушистая, ласковая, нежная и вообще замечательная. С точки зрения Нормана, разумеется, а ничьи другие точки зрения в таких вопросах его ни капли не интересовали, чтоб не сказать жестче.
