ФеяНад мертвыми бессильна я; но еслиТы поклянешься мне в повиновенье —МанфредНе поклянусь. Повиноваться? Духам,Которые подвластны мне? СлужитьСвоим рабам? О, никогда!ФеяУжелиИного нет ответа? — Но подумай,Не торопись.МанфредЯ все сказал.ФеяДовольно!Могу ль я удалиться?МанфредУдались.Фея исчезает.Мы все — игрушки времени и страха.Жизнь — краткий миг, и все же мы живем,Клянем судьбу, но умереть боимся.Жизнь нас гнетет, как иго, как ярмо,Как бремя ненавистное, и сердцеПод тяжестью его изнемогает;В прошедшем и грядущем (настоящимМы не живем) безмерно мало дней,Когда оно не жаждет втайне смерти,И все же смерть ему внушает трепет,Как ледяной поток. Еще одноОсталось мне — воззвать из гроба мертвых,Спросить у них: что нас страшит? ОтветитьОни должны: волшебнице ЭндораОтветил дух пророка;[13] КлеоникаОтветила спартанскому царю,[14]Что ждет его — в неведенье убил онТу, что любил, и умер непрощенным,Хотя взывал к Зевесу и молилТень гневную о милости; был теменЕе ответ, но все же он сбылся.Когда б я не жил, та, кого люблю я,Была б жива; когда б я не любил,Она была бы счастлива и счастьеДругим дарила. Где она теперь?И что она? Страдалица за грех мой —То, что внушает ужас — иль ничто?Ночь близится — и ночь мне все откроетХоть я страшусь того, на что дерзаю;До сей поры без трепета взирал яНа демонов и духов — отчего жеДрожу теперь и чувствую, как в сердцеКакой-то странный холод проникает?Но нет того, пред чем я отступил бы,И я сломлю свой ужас. — Ночь идет.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Вершина горы Юнгфрау. Первая паркаЛуна встает большим багряным шаром.На высоте, где ни единый смертныйНе запятнал снегов своей стопой,Слетаемся мы ночью. В диком море,В хрустальном океане горных льдов,Мы без следа скользим по их изломам,По глыбам, взгроможденным друг на друга,
