настолько утерял жизненную энергию, а усы все растут, подумал я.
— Здравствуйте, — поздоровалась Наоко с тучным мужчиной средних лет, лежавшим на койке у окна. Тот лишь улыбнулся, точно не мог как следует говорить.
Он пару раз кашлянул, выпил воды, стоящей у изголовья, кое-как повернулся на бок и перевел взгляд за окно. За окном виднелись столбы и линии электропередачи. Больше ничего видно не было. На небе не было ни облачка.
— Как себя чувствуете, папа? — сказала Наоко, наклонившись к уху отца.
Говорила она так, будто проверяла работу микрофона.
— Как вы сегодня?
Отец, еле шевеля губами, сказал : «Плохо». Казалось, что он не столько говорит, сколько пытается извлечь звуки из сухого воздуха во рту. «Голова», сказал он.
— Голова болит? — спросила Наоко.
— Да, — сказал отец.
Похоже было, что сказать больше одного слова за раз у него не получалось.
— Ну что поделаешь? Сразу после операции, вот и болит. Тяжело, конечно, но потерпи, — сказала Мидори. — А это мой друг Ватанабэ.
— Здравствуйте, — сказал я. Ее отец слегка приоткрыл рот и тут же опять закрыл.
— Садись, — сказала Мидори, указывая на обтянутый винилом круглый стул, стоящий около койки.
Я повиновался и сел. Она набрала из чайника воды, напоила отца и спросила, не хочет ли он фруктов или фруктового желе. Отец сказал, что не хочет. Мидори сказала, что хоть немножко надо поесть, он ответил, что поел.
У изголовья койки имелась подставка в виде маленького столика, на которой стояли чайник со стаканом, поднос, маленькие часы и другие предметы быта.
Из мешка под подставкой Мидори вынула чистую пижаму и нижнее белье, сложила их и убрала в тумбочку у двери. На дне мешка были продукты для больного. Там были два грейпфрута, фруктовое желе и три огурца.
— Огурцы? — недоуменно сказала Мидори. — А огурцы-то зачем? И о чем сестра только думает? Не представляю. Я же ей по телефону объясняла: купи то, купи это. Не просила я ее никаких огурцов покупать.
— Может ты просила киви, а она не расслышала? — подсказал я. (по-японски «огурец» звучит как «кюри»)
Мидори щелкнула пальцами.
— Точно, я киви просила! Но все равно, логически если подумать, неужели непонятно? С какой стати больной человек будет сырые огурцы есть? Будешь огурец, папа?
— Не хочу, — сказал отец.
Мидори села у изголовья и стала рассказывать отцу о всякой всячине. Что телевизор не показывает, и они вызвали мастера, что женщина из Такайдо через пару дней обещала прийти его проведать, что Миява из аптеки перевернулся на велосипеде. Отец слушал ее рассказы и только поддакивал.
— Ты правда ничего есть не хочешь, папа?
— Не хочу, — ответил отец.
— Ватанабэ, грейпфрут будешь?
— Не-а, — ответил я.
Немного погодя Мидори отвела меня в комнату отдыха, села на диван и закурила. В комнате отдыха курили еще трое пациентов, смотрящих какую-то политическую дискуссию по телевизору.
— Вон тот мужик с костылем так мои ноги разглядывает! Вон тот, в очках, в голубой пижаме, — довольно сказала она.
— А что еще делать? Когда в такой юбке, каждый глядеть будет.
— Ну и ладно. Все равно тут всем скучно, полезно иногда и ноги у молодой девушки поразглядывать. Может они поправляться быстрее будут от возбуждения?
— Да хорошо если наоборот не получится, — сказал я.
Она какое-то время смотрела на поднимающийся прямо вверх дым сигареты.
— Папа мой, — сказала Мидори, — он человек неплохой. Иногда загибает что-то такое, что аж злость берет, но в основе он, по крайней мере, человек честный, и маму любил искренне. И жил он по-своему правильно. Пусть и характер у него где-то слабый, и торговать он толком не умеет и сильно подняться не смог, но он был в сто раз лучше тех типов, что вокруг шныряют, всех обманывают и только под себя гребут. У меня тоже характер такой, что я уступать не люблю, так что мы с папой вечно ругались, но человек он неплохой.
Мидори взяла мою руку так, точно подобрала что-то с земли, и положила себе на колени. Половина моей ладони легла на ее юбку, остальная половина на ее бедро. Она какое-то время смотрела мне в лицо.
— Ватанабэ, неудобно, конечно, больница все-таки, но ты бы не мог еще со мной побыть?
— До пяти побуду без проблем, — сказал я. — Мне с тобой хорошо, да и заняться больше нечем.
— А ты по воскресеньям что в основном делаешь?
— Стираю. Глажу.
— Ватанабэ, ты мне про ту девушку не хочешь, наверное, рассказывать? Про твоя девушку?
— Ну да. Не хочу. Сложно очень, да и не получится, наверное, объяснить нормально.
— Ладно, можешь не объяснять, — сказала она. — А можно я тебе расскажу, как я ее себе представляю?
— Давай. Интересно, как же это ты ее преставляешь. Я весь внимание.
— Я думаю, что женщина, с которой ты встречаешься, замужем.
— Во как?
— Красивая женщина лет тридцати двух или трех из богатого дома. Меховые шубы, туфли от Чарльза Джордана (Charles Jourdan), шелковое нижнее белье и сексуально озабоченная. И делает страшные мерзости. В будни среди дня отдается безудержному сексу вдвоем с тобой. Но по воскресеньям муж дома, поэтому она с тобой видеться не может. Ну как, ошиблась я?
— Здорово ты нафантазировала! — сказал я.
— Она тебя, разумеется, заставляет связывать ей руки и завязывать глаза, а потом целовать все ее тело, каждый уголок. Потом заставляет тебя совать ей туда разные предметы или делать какие-нибудь акробатические штуки и все это снимает на «Полароид».
— А это мысль!
— Она ужасно озабоченная в сексе, поэтому пробует все, что только можно. Каждый день она только и делает, что изобретает что-то еще. Свободного времени у нее полно. Ага, думает она, а вот это мы попробуем в этот раз, когда придет Ватанабэ! А когда вы оказываетесь в постели, то занимаетесь этим до изнеможения раза три, меняя позы. И она тебе говорит: «Ну как, правда, у меня восхитительное тело? Тебя уже никогда не удовлетворят молоденькие девчонки. Разве могут молодые девчонки делать это как следует? Ну как? Ты чувствуешь экстаз? Но пока не кончай!»
— Да ты никак порнухи смотришь слишком много, — сказал я, смеясь.
— Наверное, — сказала она. — Но я порнуху обожаю! Пошли вместе в следующий раз?
— Пошли, как у тебя время будет, так и пойдем.
— Правда? Вот увидишь, такой класс! Давай что-нибудь садомазохистское посмотрим. Когда плетью бьют или женщин мочиться при людях заставляют. Я такие вещи обожаю!
— Давай.
— Знаешь, Ватанабэ, что мне в порно-кинотеатре больше всего нравится?
— Не знаю.
— Когда секс показывают, люди вокруг, знаешь, слюну сглатывают вот так, да? — сказала она. — Вот мне этот звук, как они слюнки глотают, нравится до безумия. Так прикольно!
Когда мы вернулись в палату, Мидори опять стала рассказывать отцу обо всем подряд, а отец или поддакивал ей, или просто молчал, закрыв рот.
