смотрела
Хейдон же был так взволнован, что не обращал на нее внимания.
– Вы не знаете, где моя одежда? – пробормотал он.
Вспомнив о приличиях, Женевьева ахнула и отвернулась, тщетно пытаясь выбросить из памяти то, что увидела. А Хейдон смотрел на нее с удивлением; он не понимал, что с ней происходит. Наконец сообразив, что стоит перед женщиной совершенно голый, он в смущении пробормотал:
– Ох, простите, я не подумал… – Сдернув с кровати плед, он обмотал его вокруг бедер. – Поверьте, я не хотел… пугать.
Его смущение было совершенно искренним, это производило впечатление. Казалось, маркиз больше беспокоился из-за того, что напугал ее своей наготой, чем из-за убийства, которое совершил. Женевьева была удивлена и тронута его смущением. Что ж, по крайней мере лорд Редмонд хоть в чем-то настоящий джентльмен.
– Мисс Макфейл, я уже в приличном виде. Можете повернуться, если хотите.
По правде говоря, ей хотелось бы немного помедлить, чтобы окончательно прийти в себя, – она чувствовала, как горят у нее щеки. Но нельзя же стоять, уткнувшись в стену, после того как ей предложили повернуться… Он ведь может подумать, что она смешная педантка, а она вовсе не такая.
Женевьева постаралась придать лицу выражение невозмутимости и повернулась.
Он стоял, тяжело привалившись к столбику кровати и прижимая к животу плед.
Лившиеся в окно лучи солнца играли на его великолепной мускулатуре, подчеркивая каждую впадинку, каждую выпуклость. Казалось, все его тело, пусть даже покрытое синяками и ссадинами, излучало первобытную силу и красоту. Сейчас он напоминал средневекового воина – свирепого и необузданного. В это мгновение Женевьева вдруг поняла, что ей хочется протянуть к нему руки и положить их на его могучие плечи, хочется провести ладонью по его плечам и почувствовать, как в груди пульсирует горячая кровь воина.
Ужаснувшись своим мыслям, она отвела взгляд.
– Одежда… – пробормотал Хейдон; было видно, что он с трудом держится на ногах. – Мне нужна моя одежда.
– Оливер ее сжег, – прошептала Женевьева. – Мы не могли рисковать, поэтому решили ее уничтожить.
– Тогда мне нужна любая другая.
Пытаясь устоять на ногах, он уткнулся лбом в кроватный столбик; лицо его исказилось от боли. Женевьева чувствовала, что не может смотреть, как он мучается. Всю ночь она ухаживала за ним, и сейчас… Он слишком слаб и серьезно болен, возможно, он не выдержит такого напряжения.
Нет-нет, ни в коем случае нельзя выпускать его из дома в таком состоянии, тем более что он, судя по всему, намерен это сделать только из-за нее.
– Пожалуйста, ложитесь, лорд Редмонд. Вам нельзя выходить.
Хейдон посмотрел на нее с недоверием:
– Чтобы вы вызвали констебля Драммонда и он вытащил меня отсюда?
– Нет. Потому что вы едва держитесь на ногах. Если вы потеряете сознание, я не смогу вас поднять.
– Но я не могу здесь оставаться.
– Вы правы, не можете. Но и уйти вы не сможете в таком состоянии. Следовательно, вам придется лечь на кровать. Другого выхода просто не существует.
Он с сомнением покачал головой:
– Но если сюда придет полиция…
– Нет оснований полагать, что полиция вернется. Констебль Драммонд приходил поговорить с Джеком, но ничего от него не узнал, кроме того, что Джек всех ненавидит и не желает помогать властям. В нашем каретном сарае они, разумеется, ничего не нашли, а в городе еще много мест, которые им надо обыскать. То есть они сейчас слишком заняты и не станут приходить сюда во второй раз.
Хейдон осторожно сделал несколько глубоких вдохов. Голова, казалось, раскалывалась от боли, к горлу то и дело подступала тошнота, каждый вдох мучительно давил на сломанные ребра. Было совершенно ясно: если даже он сумеет как-то выбраться за дверь этого дома, то все равно не сможет передвигаться. Не говоря уже о том, что ему некуда было идти.
А мысль о том, что можно просто повалиться на кровать и закрыть глаза, казалась необыкновенно соблазнительной.
– Ложитесь, пожалуйста, лорд Редмонд. – Женевьева подошла к кровати и поправила одеяло. Затем, обернувшись, сказала: – Здесь вы будете в безопасности, я вам обещаю.
– В безопасности? И вы не пойдете за констеблем, когда я засну?
– Даю слово, что не сделаю этого.
Однако он медлил.
– Почему вы хотите мне помочь?
Она не могла винить его за то, что он ей не доверял. Все дети первое время не доверяли ей. Все, кроме Джейми, конечно, – он попал к ней еще младенцем. Женевьева прекрасно знала: доверие надо заслужить, оно не появляется только потому, что его требуют.
