– Хорошо. – Мэтт снял фольгу и достал прямоугольник из теста.
– Даже Рут понравилось. Она впервые сказала мне кое-что приятное этим вечером.
– Правда? Думаю, старушка идет на поправку. Почему бы и нет, если она во всем от тебя зависит.
– Ничего не имею против. Я уже начала к ней привыкать.
– У нее доброе сердце, но иногда она может быть излишне резкой. – Он попробовал угощение. Совсем неплохо для женщины, которая две недели назад не умела готовить. – Это действительно вкусно, – признал он.
– Вот. – Она налила кофе в крышку термоса и протянула ему. – Спасибо. А сама не будешь?
– Нет. Иначе не засну. Я не понимаю, как ты пьешь так много кофе на ночь и после этого нормально спишь!
Потому что он заставляет себя работать в поте лица по восемнадцать часов в день. Во время работы он думает только о своих фермерских делах, о том, как получить прибыль и отложить деньги на обучение девочек и на погашение кредитов. Он не думает об Эмме и об аромате роз, который струится от ее кожи. Во всяком случае, не все время.
– Спасибо, что осталась, – сказал он, не находя иных слов.
Эмма сидела на стареньком стуле, подобно принцессе, выпрямив спину. Она сняла шляпу, и волосы гладкой волной упали ей на плечи. Потом расстегнула куртку, открыв белую тенниску и джинсы. На тенниске под ключицей, к которой Мэтт страстно желал притронуться, темнело горчичное пятнышко. Не надо думать об этом.
– Действительно хорошая ранза.
– Да, ты уже говорил. – Она оглядела комнату. На стенах из грубых досок висели уздечки, недоуздки и различная упряжь из кожи. Она не знала предназначения большей части из увиденного. – Здесь, должно быть, множество лошадей.
– Было еще больше. Мой отец держал табун во много раз крупнее, чем я. Все, что висит на стенах, мы используем каждый день. Ты ездишь верхом?
– Не очень хорошо. Последний раз я садилась на коня в двенадцать лет.
– Думаю, мне надо было спросить об этом в твой первый визит. Может, тебе иногда захотелось бы прокатиться верхом.
Она покачала головой:
– Я всегда немного побаивалась лошадей. Езжу верхом я даже еще хуже, чем готовлю.
– А твоя стряпня улучшается день ото дня. – Он разломил ранзу надвое, обернул фольгой оставшийся кусок и положил сверток на доску, заменявшую скамью. – Пойдем. Кое с кем познакомишься.
Он вывел ее из кладовой с конской сбруей, и они спустились по длинному коридору в другой отсек сарая. Дождь барабанил по металлической крыше, так что Мэтту пришлось перекрикивать шум, когда он подвел ее к Коуди.
– Вот он, – возвестил Мэтт, останавливаясь перед стойлом. – Билл Коуди, старейший конь на ферме. Ночью мы держим его в сарае, чтобы его старые кости были в тепле. – Palomino[3] опустил голову на верхнюю доску стойла, чтобы хозяин по хлопал его по носу. – Привет, парень, как ты? – Мэтт повернулся к Эмме, которая смотрела на коня с любопытством, но и с опаской. – Протяни руку. Он не укусит.
– Точно?
– Ага. – Он наблюдал, как она осторожно поглаживает нос старого Коуди. – Видишь? Он любит внимание. Зимой девочки приносят ему яблоки и морковку, а летом он кормится на ближнем пастбище. Я загнал его в сарай только вчера.
– Поэтому он в тепле и безопасности всю зиму?
– Да. Мой отец хотел, чтобы за Коуди хорошо ухаживали.
Выражение лица Эммы изменилось, и она отдернула руку:
– Мне пора вернуться в дом.
– Ты промокнешь. – Дождь барабанил так громко, что Мэтту опять пришлось повысить голос. – Подожди, пока немного стихнет. Если Рут что-то потребуется, она позвонит в домик для отдыха. Скажет Ясперу, где ты. Она может дотянуться до телефона?
– Я поставила дополнительный аппарат на пол рядом с ней.
Мэтт кивнул, радуясь, что она может побыть с ним еще немного.
– Тогда давай попутешествуем.
– У тебя есть время?
– Леди, у меня столько времени, что его хватит до конца света. – Он подмигнул, надеясь вновь вызвать ее улыбку, однако уголки ее губ приподнялись только самую малость.
– Что-нибудь не так?
– Твой отец, – начала она. – Вы были очень близки?
– Да. Я стал работать рядом с ним, едва лишь научился ходить, как и моя сестра Стефани, но она хотела покинуть ферму, а я хотел лишь одного – оставаться здесь до конца своих дней. – У нее по- прежнему был печальный вид, поэтому Мэтт показал на грубую приставную лестницу, прибитую к стене: – Ты когда-нибудь забиралась на сеновал, городская леди?