– Не дождешься. Пропадешь ведь ты без меня. Я сам не знаю, чего у меня к тебе больше, любви или жалости? Вечно ты вляпываешься в какие-то истории.
– Я давно уже никуда не вляпываюсь!
– Как вспомню насмерть перепуганную девочку с печальными глазами… Помнишь, как ты правду искала?
– У нас сегодня что, вечер воспоминаний?
– Да уж после такого… – он покачал головой. – Скорее, прощальный.
– Я тебе клянусь: ничего не было!
– Вот в это верю.
– И не будет.
– А в это нет. Ты, главное, вот что… – он вздохнул. – Если будет совсем плохо – позвони.
– Хорошо.
…Домой Маша вернулась в одиннадцать. Соня уже спала, Надя, похоже, тоже. Она на цыпочках прокралась на кухню, налила в стакан воды, присела на табурет.
– Ну, как? – шепотом спросила появившаяся в дверях заспанная Надя.
– Что как?
– Объяснились?
– Да.
– Ты ему все сказала?
– Да.
– Он хороший. Он ведь все понял?
– Да. – Она отпила воды.
– Иди спать.
– Сейчас.
– Тебе плохо?
– Да. Я не этого хотела. Я сказала, что почти готова выйти за него замуж.
– А он этого не принял.
– Да. – Маша сделала еще один глоток.
– И правильно!
– И что же мне теперь делать?
– Жить, – пожала плечами Надя. – Одно это уже хорошо: жить.
– Кому, как не тебе это знать, – вздохнула Маша. – Идем спать?
– Да.
На следующий день она позвонила Богатыреву.
– Илья, это Мария Откровенная, журналистка. Вы меня помните?
– Помню, что мы с тобой были на ты. Еще одно интервью, да?
– Нет. Я хочу к вам на свидание.
– Жених, что ли бросил?
– Да.
– А тебе идет твоя фамилия. У меня, правда, озвучка. Я страшно занят…
– Извините…
– Э-э-э! Ты трубку-то не бросай! Я правду сказал! Если тебя в половине одиннадцатого устроит…
– Вечера?
– Нет, блин, дня! Зато утром можем выспаться.
– Я думала, мы просто поужинаем, – упавшим голосом сказала Маша.
Он тяжело вздохнул:
– Это называется, женщина напрашивается на свидание! А можно подумать, что у тебя холодильник дома пустой и денег ни копейки. А почему это я должен тебя кормить? Ты мне кто? Ладно. Поужинаем, а там видно будет.
– Где мы встретимся?
– У метро.
– Я серьезно!
– И я. На этот раз поедем на моей машине, у меня в твоей спичечной коробке ноги затекают, – проворчал он.
– Хорошо.
– Давай в центре. На Маяковской. Я буду ждать тебя у входа в половине одиннадцатого. Не приду – звони!
Она еще какое-то время держала в руке мобильный телефон и улыбалась. Придется опять просить Надю. Ну, ничего. Надя – ангел. Она все поймет. Надя сама этого хочет, потому и не переезжает к ним с Соней. Хотя они давно уже одна семья.
«Наверное, я счастлива…»
Она покосилась на лежащего рядом мужчину. Спит. Он очень уж крепко спит. И засыпает мгновенно. А ей так хочется спросить: «Илья, как у нас?». Они никогда об этом не говорят, у него вообще нет времени на пространные выяснения отношений. Все разговоры сводятся к короткому: «как дела?». Потом он делает вид, что слушает, но недолго. И как только ее лицо сделается серьезным, начинает сыпать анекдотами, и, в конце концов, сводит все к шутке. Он страшно занят. Съемки, озвучивание, мелькание в рейтинговых программах на телевидении, интервью, тусовки… Ему везде надо быть, потому что от этого зависит его карьера. Ему постоянно об этом напоминают. Его телефон звонит без конца, если не отключен.
В момент откровений, когда, коротко вздохнув и разжав руки, он ложится рядом, а Маша удобно устраивается на его плече, она остается одна.
– Илья?
Молчание. Он спит беззвучно, и поначалу это ее пугало. Ей даже казалось, что Илья не спит, просто лежит с закрытыми глазами и о чем-то напряженно думает, а с ней делиться не хочет, она пыталась что-то говорить и даже ждала ответа. Он не отвечал, и Маша поняла: спит.
А может, и не надо выяснять, как он к ней относится? Они встречаются, не так часто, как ей хотелось бы, но и не так редко, чтобы она подумала, что у него есть другая женщина. Ужинают в дорогих ресторанах. Потом едут к нему, на съемную квартиру. Надя, которая остается с ее дочерью, ни о чем не спрашивает. Ждет.
А она… Она тоже ждет. Ответа на простой вопрос: «Как у нас?».
Вопрос сам по себе глупый. Чего она хочет? Определенности? Штампа в паспорте или можно гражданским браком? Штамп у нее есть, официально она замужем, со статусом все в порядке, а его гражданской женой и сейчас можно назваться, потому что он либо с ней, либо на работе. Совместное проживание в режиме чрезвычайной востребованности. Как у них? Можно сказать: хорошо. А можно: а никак!
А лучше и не знать ответа. Потому что Маша боится счастья. Стоит ей подумать, что мечты сбылись, она тут же думает о черной полосе, которая обязательно должна наступить следом за светлой. Это отравляет ей жизнь. Лучше уж совсем без счастья. Не надо никакой белой полосы, чтобы потом не было черной. Когда все однообразно серое, жить скучно, зато спокойно. Миша, Михаил Алексеевич прав: она не дает себе воли. И не даст.
Миша… Не звонит месяц. С тех пор, как они ужинали в итальянском ресторане, и Маша сказала ему, что почти готова. Вот с тех самых пор…
«Наверное, я счастлива…»
Надо спать. Спать… Маша закрывает глаза, и ей кажется, что она попала в водоворот. Это не сон, это глубокий омут. Вода черная, дна не видно. Нет никакой определенности. Если глубоко, то насколько? И выбраться невозможно, сил хватает лишь на то, чтобы держаться на плаву. Держаться надо за Илью, держаться крепче, может быть, вместе они и выгребут, нога коснется берега, твердой почвы. А он…
Маша вздрогнула, открыла глаза и покосилась на лежащего рядом мужчину. Он спит. На телевидении работа по двенадцать часов! У него главная роль. Это значит, что он почти все время в кадре. Если бы не его могучее здоровье… Эгоистка!
