– Сволочи! – выдохнул Верховцев.
– Кто – сволочи? – поинтересовался Лоренце.
– Кролики! – ляпнул Никита первое, что пришло ему в голову. – Это я от них защиту поставил, они периодически совершают набеги на мой сад. Тут неподалеку есть ферма по разведению этих ушастых зверушек. А кролики – это не только ценный мех, но и… сволочи! Уроды! Скоты! Твари поганые! Ничего у людей святого нет! – с жаром выпалил Верховцев, заметил на себе очередной ошарашенный взгляд итальянца и торопливо уточнил: – Это я о работниках фермы – вечно они клетки забывают закрыть. Зверушки не вино-ва-ты, – прошептал Никита Андреевич, заметив в окне гостиной Вилечку, которая махала руками как одержимая. Веронезе обернулся.
– Кажется, ваша драгоценная супруга зовет нас к столу, – обрадовался итальянец и бодро потрусил к дому.
Никита хмуро поплелся за ним. Душу его терзали неприятные предчувствия – активная жестикуляция Вилечки, прекратившаяся сразу же, как только итальянец обернулся, и растерянное выражение ее лица показались Никите Андреевичу подозрительными. Случилось нечто ужасное, пришел он к печальному выводу, скривился и, прибавив ходу, извиняясь и держась за живот, обогнал гостя и первым ворвался в дом. Предчувствие его не обмануло, но все оказалось гораздо ужаснее, чем он мог предположить.
– Явилась ваша настоящая жена, пьяная вумат, – шепнула ему жена ненастоящая, как только он переступил через порог.
Глава 8
Настоящая жена
– Объяснитесь с ней и успокойте ее. А я пока Лорика постараюсь отвлечь, – пихнула его в сторону гостиной Вилечка. Сильно пихнула, и Верховцев с немалым ускорением полетел, суча ногами по паркету… Судя по грохоту, нелитературным лексическим оборотам и сочувственным охам и вздохам за спиной Никиты, ничего лучшего, чем подставить подножку и уронить Лорика Великого на пол, Вилечка в качестве отвлекающего маневра не придумала. Потрясающая, умная и проницательная женщина, подумал Верховцев и вломился в комнату, чтобы образумить супругу. Странная смесь разнообразнейших чувств студнем колыхалась в его груди. Лилечку хотелось придушить – и расцеловать, расцеловать – и придушить, придушить – и расцеловать… Определиться с очередностью своих действий Никита Андреевич не успел, столкнувшись в дверях гостиной с горничной, которая неслась ему навстречу и почему-то ржала, как лошадь Пржевальского. Глафира притормозила, попыталась что-то сказать, но выдала лишь нечленораздельные звуки и вновь захохотала, всхлипывая и вытирая ладонью разноцветные слезы, мощным потоком катившие из ее глаз – косметика размазалась, и Глашка стала похожа на клоуна в эпилептическом припадке. Дурдом продолжается, разозлился Никита Андреевич, отстранил горничную и шагнул в гостиную. Ничего смешного он не увидел – на диване, закинув ногу на ногу, сидела вовсе не Лиля, а некое анемичное создание с большой грудью, бантиком на голове, кудряшками и убийственным макияжем. Даже Вилечка в своем гороховом платье и припадочная Глафира по сравнению с этой девушкой казались совершенством. Что-то отдаленно знакомое угадывалось в лице девушки.
– Никитушка! Котик мой ненаглядный! Кам ту ми, май дарлинг! Кис ё вайф! – прощебетала прелестница и вдруг запела:
– Фак ю! – с ужасом выдохнул Верховцев, услышав знакомые картавые интонации, открыл рот, чтобы сказать все, что он думает, но не сумел и рот захлопнул – опасаясь, что глотка порвется от мощного потока нецензурных выражений, которыми страстно хотелось наградить небесное создание с бантиком. Еще хотелось снять бантик с головы, повязать его на шею этого чуда-юда и крепко затянуть, а потом на ту же шею каменюку привесить и утопить в пруду. «Убить и утопить! Убить, на фиг! На фиг убить сволочь, едрить его в качель!» – решил Никита Андреевич. Теперь стало ясно, кто прошлепал из сада наверх: вовсе не труп, а тот, кто скоро станет трупом! В Никите Андреевиче пробудился Отелло, он растопырил пальцы и, с миной мавра во гневе, направился к дивану. Чудо-юдо на сей поход фашистов на Москву внимания не обратило и, игриво болтая ногой в ботинке сорок второго размера, состроило Верховцеву пьяные глазки. Когда дело почти подошло к развязке и руки Никиты Андреевича готовы были сомкнуться на хлипкой шее с выступающим кадыком, кровавые планы пришлось отложить. Из коридора послышался басовитый голосок Вилечки и донесся фальцет Веронезе. Верховцеву ничего не оставалось, как плюхнуться на диван рядышком с «прелестницей» и вцепиться в свои колени.
– Рот откроешь, скотина пьяная, урою, – пообещал он и мило улыбнулся – в комнату, слегка прихрамывая на правую ногу, вошел довольный Лоренце. Вилечка заботливо поддерживала его под руку, и итальянцу это явно импонировало.
– А у нас тут с Лориком небольшая авария случилась, но уже все хорошо, – смущаясь, доложила она и выразительно посмотрела на Верховцева: дескать, сделала все, что могла, а дальше сами разбирайтесь, устала я от вас, козлов!
– Боже, вот вы какой – наш дорогой гость! – неожиданно проворковала прелестница. Верховцев позеленел и сместился в сторону, задвинув бедром очаровашку в угол дивана, с намеком, так сказать, чтобы та рот захлопнула, – не помогло. – Бонжорно, синьоро Веронезе! Муж мне многое о вас рассказывал, и я горела от желания с вами познакомиться, – Лоренце замер, с недоумением глядя на размалеванную куклу. – Я Лиля, – обиженно поджав ядовито-алые губы, уточнила девица. Веронезе выпучил глаза и уставился на Никиту Андреевича. Верховцев изобразил на лице мимолетное непонимание и вдруг оживился.
– Да! – заорал он во все горло, пихнув со всей дури локтем самозванку. – Познакомьтесь, это Лиля, моя троюродная сестра. Она с Урала. Там все такие.
– Тоже Лиля? – скептически поинтересовался Веронезе.
– Ага, тоже Лиля. А почему это вас удивляет? У нас Лилек в России, как собак нерезаных. Что же ты не предупредила о своем приезде, радость моя? – нежно обратился он к «сестренке», которая после удара под ребра молча ловила воздух ртом. – Я бы встретил тебя на вокзале.
– Хотела сюрприз сделать любимому братишке, – прохрипела в ответ сестренка.
– Сюрприз удался! – влезла Глафира, нервно хихикая.
– Все к столу! Глашка, горячее подавай! – распорядилась Вилечка.
– А это кто такая? Новая кухарка? – вдруг поинтересовалась лже-Лилечка, ткнув пальцем в Вилечку, – идиотка несчастная, точнее, идиот.
Синьор Веронезе вновь насторожился.
– Это, дорогая, жена моя! – рявкнул Верховцев. – Глаза свои разуй, Шах… Шах… Шахерезада из Урюпинска! – чуть было не проговорился он.
– Разве Урюпинск на Урале? – уточнил Лоренце.
– Урюпински есть везде! – провозгласил Никита Андреевич.
– Кажется, я понял вашу мысль, – с ясным сомнением молвил Лоренце.
– Я очень рад! А теперь прошу всех к столу. Макароны стынут.
– Урюпинск, между прочим, прекрасный город! Там Волга и вообще, – недовольно вякнула Глафира. Верховцев устало на нее посмотрел и понял, откуда горничная родом. Конечно, как же он сразу не догадался!
– Протестую и буду жаловаться! – икнула Шахерезада, точнее, гнусный Шахерезад, и ткнул пальцем в Вилечку. – Заказ был оформлен на другую, красивую и молодую.
– Бедная моя девочка! – всплеснула руками Вилечка. – Никит, Лиля явно переутомилась в дороге. Возможно, у нее даже температура. Смотри, как глаза блестят нездорово. Я думаю, синьор Веронезе нас простит, если мы отправим наше солнышко в постельку.
– Ну ладно, ладно, уже и пошутить нельзя, – обиженно поджала губки сестричка.
– Я же говорю – она с Урала, – пожал плечами Верховцев. – Иди спать, Лиля.
– Прелестно! Мне все больше и больше нравится ваша замечательная семья! – обрадовался Лоренце. – Прошу вас, пусть ваша кузина останется. Она так непосредственна, что без нее вечер потеряет свое очарование.
– Ладно, – нехотя буркнул Никита Андреевич, что спасло пьяному вдрызг Шахновскому жизнь.
