часто и такое, что читать неприлично. Вы статью про родимое пятно на заднице у одного из ее любовников видели? – спросила Елена Петровна и откашлялась, поймав на себе ироничный взгляд Трофимова. – Интервью вызвало широкий общественный резонанс. Все СМИ обсуждали задницу этого несчастного, даже слепой прочитал бы, – попыталась оправдаться Зотова.
– Видели, – успокоил ее Венечка. – Кстати, этим несчастным был как раз доктор Шахов, – доложил он, ткнув пальцем в объявление. – Какое интересное совпадение, вы не находите, Елена Петровна? Может, доктор Шахов ее и замочил, чтобы языком поменьше трепала? Типа, месть!
– Ну да, типа, отомстил, а потом подчеркнул объявление в газете с рекламой своей клиники, чтобы мы знали, кто это сделал, – хмыкнула Зотова. – Что там с косметичкой? – поинтересовалась она у Рыжова.
– Ничего особенного, косметика, – махнул рукой криминалист.
– Интересно, доктор Шахов женат? – подал голос Трофимов.
– Узнай, – дала указание Елена Петровна. – Хотя сомневаюсь, что звезда на этой квартире встречалась с доктором. К чему ей шифроваться, если она всему миру растрезвонила про их роман? Впрочем, не исключено, что Шахов в этой истории каким-то боком замешан. Газета свежая, вчерашняя, значит, объявление подчеркнули либо сегодня, либо вчера. Сомневаюсь, что это была Марина Гольц. Она у Шахова оперировалась, с ним спала, не может быть, чтобы в ее сотовом не нашелся его номер. Кстати, что там с телефоном?
– Разряжен, а подзарядки нет, – сообщил опер Андрей Лысенко. – Как зарядим, выясним ее контакты, пробьем всех мужиков и вычислим любовника.
– Ох… боюсь, работы предстоит море! – усмехнулась Елена Петровна. – Ладно, шут с ним, с телефоном, скоро у нас будет расшифровка телефонных номеров. Возвращаясь к теме об объявлении. С какой целью его подчеркнули? Если это сделал убийца, как-то очень уж это демонстративно выглядит.
– Прямая наводка на доктора Шахова, – предположил Трофимов.
– Молодец, Вень. У меня такое же ощущение. Итак, подводим итоги. Марина Гольц снимает квартиру, чтобы встречаться в ней с любовником, которого она не хочет афишировать. Либо любовник Марины Гольц женат. Либо у звезды есть влиятельный поклонник, меценат, которого она не хочет терять, но и в приятном себе отказывать не желает. Поэтому она так тщательно маскируется, снимает убогую квартиру на окраине города, хорошую вряд ли получится снять без агента, а светиться звезда не хочет, даже паркуется в другом дворе, носит темные очки и прячет лицо, чтобы никто ее не узнал. Вечером, накануне убийства, Марина Гольц приезжает на съемную квартиру, чтобы встретиться в очередной раз с любовником. Легкий ужин, постель, а дальше… Дальше случается беда, между любовниками происходит ссора, которая заканчивается трагедией. Мотивом может быть ревность. Любовник делает ноги и исчезает.
– А если это не любовник? Любовник уехал, а вместо него пришел убийца, какая-то женщина. Способ убийства – очень женский. Она подчеркивает объявление…
– И Марина Гольц встретила эту добрую даму в постели обнаженной.
– У дамы могли быть ключи, – настаивал Вениамин. – Она вошла, пока Марина Гольц спала, допустим, положила подушку ей на лицо. Гольц проснулась, стала сопротивляться, удержать ее не получилось, и тогда преступница схватила шнур и накинула его на шею актрисы.
– Молодец, Венечка. Эту версию тоже отработать надо будет. Работаем, ребятки. Работаем!
– Бог в помощь, – заглянул в комнату следователь Андрей Лысенко.
– Ты что здесь делаешь? – удивилась Зотова.
– Буду оказывать вам, Леночка Петровна, посильную помощь в раскрытии этого серьезного дела. Меня прокурор к вам направил-с. Я, кстати, не с пустыми руками. Со мной администратор потерпевшей прибыла- с, – идиотская манера следователя говорить, как лакей, Зотову бесила, как и сам Лысенко. Жеманный, как девица, скользкий, с сальным взглядом тип. Словно в протест своей фамилии Андрей Витальевич носил длинные волосы, усы и модную бородку. Следаки величали его Котом. Почему Котом, а не Ужом, Зотова не понимала. Лысенко она не доверяла, не исключено, что Андюша постукивал начальству, иначе невозможно объяснить трепетное отношение к нему со стороны высшего руководства и частые поощрения. В общем, Лысенко был не самым приятным человеком, но пришлось смириться, лишняя голова в любом случае не помешает, подумала Елена Петровна и услышала душераздирающий вопль и звук упавшего на пол тела. – Администраторша – ее родная сестра, – пояснил Лысенко с ухмылкой. – Алика Зильберштейн. Была Ванина, стала Сусанина, – пошутил он. – Сами с ней поговорите, или…
– Сама, – коротко сказала Елена Петровна. – Как только в себя придет. А ты пока сними свидетельские показания у соседки со второго этажа. Опера говорят, что она просто кладезь информации, – попросила Зотова и отправила Лысенко из квартиры, чтобы не путался под ногами.
– Я ее ненавидела, – тихо сказала Алика, с ужасом и удивлением глядя на Елену Петровну. Откровенное признание, слетевшее с губ хрупкой, похожей на девочку-подростка женщины с мальчишечьей стрижкой и большими темными глазами, казалось, поразило не только Зотову, но и саму Алику.
Алика отвернулась и потерла лицо ладонями: характерный жест человека, не жалеющего верить в происходящее. Движения у сестры Марины Гольц были плохо координированы, заторможены, она все еще находилась в глубоком шоке, но успокоительные немного блокировали ее истеричное состояние.
Они сидели в гостиной. Алика на диване, чуть привалившись на подушку, которую ей подсунули под спину. Елена Петровна в кресле, напротив дивана. Тело погибшей увезли, но тяжелый запах смерти проникал даже сюда даже сквозь закрытую дверь. Хотелось открыть окно, проветрить, но Алику колотил озноб, даже завернувшись в пушистый плед, она стучала зубами, поэтому Зотова воздержалась. Удивительно, Алика совсем не походила на свою сестру, они были очень разными, отличались друг от друга, как… луна с солнцем, подумала Елена Петровна и скривилась. Что-то ее в лирику понесло ни с того ни с сего. Совсем обалдела, но если уж брать для сравнения образы небесных светил, то Алика, без сомнения, была луной, вернее, луноликой, только вряд ли ее за это сходство могли бы воспевать поэты – Марина Гольц, без сомнения, сестру затмевала по всем показателям. Впрочем, некрасивой Алику никак нельзя было назвать: милая, симпатичная барышня, которая по какой-то причине, будто нарочно, не желает демонстрировать окружающим свое женское начало и кажется бесполой, неброской и неяркой.
– Что же теперь делать? Я с продюсерами договорилась. Отличный проект, полнометражный фильм, главная роль как раз для Маринки. Как же теперь с новым фильмом быть? – Алика вопросительно посмотрела на Зотову, словно спрашивая у нее совета. – Простите, я немного… – смутилась Алика, поежилась и плотнее завернулась в плед.
– Ничего, я все понимаю, – участливо сказала Елена Петровна. – Как вы себя чувствуете? Может, разговор на завтра отложим? – предложила она.
Алика отрицательно покачала головой.
– Ужас какой-то. Какой-то ужас! Я весь день ее искала, звонила, ругалась, что трубку не берет. Марина вечно забывает телефон заряжать. Я ругаю, а бесполезно. Весь день на нее ругалась, а она, оказывается, уже была мертва. Я на мертвую ругалась! Это плохо, да? Нельзя плохо о мертвых говорить.
– Вы же не знали, – успокоила ее Зотова.
– Да… не знала. Когда мне позвонили, я не поверила. Поехала, а сама думаю – как это так? Ведь этого не может быть! Это ошибка, розыгрыш. Вы знаете, она такая живая всегда была. С детства, очень живая, ее бесенком родители называли. Хулиганка страшная, по заборам лазила, по лужам шлепала, вечно в синяках и царапинах, дралась, дразнилась, за это тумаки все время получала. А потом вдруг решила стать актрисой, супер– пупер-мега-звездой, – усмехнулась Алика. – Серьезно так решила, начала готовиться, рожицы корчила, стихи учила, репетировала – мы смеялись. Зря, выходит, смеялись, ведь Марина стала тем, кем хотела. Жаль, что мама этого так и не узнала. Гордилась бы. Маринка на маму очень похожа. Я в отцовскую родню пошла, а она все от мамы забрала. Мама умерла, когда Маринке шестнадцать было, мне – двадцать два.
– А отец?
– Отец? Был отец, да весь вышел. У него другая семья сейчас, мы не общаемся. Ему до нас, как до фонаря. Все, больше у меня никого не осталось, – Алика отвернулась к окну, сдерживая слезы.
– Поплачьте, легче, когда плачешь, – посоветовала Елена Петровна, но Алика неожиданно повернулась и так зло посмотрела на следователя, что Зотовой стало холодно.
– Не надо меня жалеть, – сказала Алика. – Обойдусь как-нибудь. Думаете, я не понимаю, почему вы
