Рейтинг лучших любовников

пожимать плечами, когда нечего сказать. И когда она пожимает ими, мне все время кажется, что она задумала в отношении меня какую-нибудь очередную гадость.

Я таяла от любви к Антону и оплывала ревностью, как свеча. Если бы она, моя подруга, посмотрела на меня так же внимательно, как вгляделась в Зданевича, то увидела бы на моем лице глубокие борозды, пропаханные слезами, и страшные бугристые натеки ревности. И ненависти. Она могла бы во всем разобраться уже тогда, но не захотела.

Она выпила Антона до дна. Последние капли она срывала с его губ на выпускном. Что произошло между ними после, не знаю, только они больше не встречались. Моя подруга делала вид, что Зданевича не было не только в ее жизни, но и вообще в нашем классе. Его имя никогда не было произнесено ни в одном из наших «задушевных» разговоров.

Когда я поняла, что Антон ей больше не нужен, решила пойти ва-банк. В один прекрасный летний вечер того же года я явилась к нему домой в лучшем своем платье из синего шифона с белыми змеевидными разводами и прямо сказала:

– Люблю. Давно. Почти всю жизнь. Готова на все.

Антон выпил меня до дна, как она его, и бросил. Все то время, что были вместе, мы никогда не произносили имени моей подруги, но я всегда чувствовала, что он целует и обнимает меня назло ей. Он думал, что я все рассказываю ей и что, возможно, она пожалеет о нем. Она же не знала о наших отношениях. Мы с Антоном никуда не ходили, а подглядывать за нами в собственной квартире Зданевичей (как я подглядывала за ними в школьном гардеробе) она не могла. Возможно, на уровне интуиции она что-то подозревала, но помалкивала. Мы с ней изо всех сил делали вид, что Антона Зданевича не было в нашей жизни!

Я не знаю, куда Антон исчез, когда окончательно порвал со мной всякие отношения. С тех пор я никогда его не встречала, но забыть не могу до сих пор. Слишком сильна была первая любовь. Слишком болезненна рана. Слишком сильна ненависть к той, из-за прихоти которой…

Несмотря на эту историю и на множество других, мы «дружим» с ней до сих пор. Жизнь нас почти уравняла. Нам с ней уже по тридцать восемь. Мужчины смотрят вслед нам обеим. Она несколько потускнела, приобрела как бы слабый налет патины, который только подчеркивает благородство ее облика и интеллигентность. Черты моего круглого лица со временем немного заострились и как бы проявились, будто на фотографии, которую нужное время выдержали в проявителе и фиксаже.

Мы вышли замуж в один год. Наши дети появились на свет с разницей всего в один месяц. Мы с подругой вместе ходили в женскую консультацию, вместе покупали ползунки, погремушки и читали одну на двоих книгу доктора Спока.

Понятно, что ее муж на порядок лучше моего. В смысле социального положения. Сейчас, правда, они почти сравнялись в своем социальном положении. Внешне оба хороши собой. Оба широкоплечие, черноволосые и черноглазые, но совершенно разные. И эта разница, как назло, в пользу ее муженька. Как я уже говорила, ей всегда везло. Но это не может продолжаться вечно. Ей придется заплатить по счетам. Кое-какие она уже оплатила, но пока даже не догадывается об этом. И это только начало! Клянусь! Я живу этой клятвой! Я живу ненавистью. Я ее пестую и лелею. Она пахнет ванилью и корицей, как булочки, которые продавались в нашем школьном буфете. Больше корицей. Горьковатой и пряной.

* * *

– Послушай, Катя, я тебя прошу, огради мою Машку от своего оболтуса! – прямо с порога проговорила высокая стройная брюнетка с длинными прямыми волосами в распахнутом белом плаще, не раздеваясь, прошла в комнату подруги и со всего маха плюхнулась на диван.

Он раздраженно крякнул, а приподнявшаяся узкая черная юбка женщины обнажила крепкие красивой формы колени, обтянутые блестящими колготками с красноватыми искорками. Высокая грудь была полуоткрыта глубоким вырезом черного джемпера. На матовой коже серебрилась тонкая витая цепочка с восточным амулетом.

– Вера! Ну ты же знаешь, что Машка очень хорошо влияет на Андрея, – ответила хозяйка квартиры, тоже не менее эффектная брюнетка, зябко кутаясь в толстый махровый халат цвета какао, который очень красиво гармонировал с ее ореховыми глазами.

– Зато Андрей на нее влияет очень плохо! – ответила Вера, и глаза ее стали злыми и несчастными одновременно.

– В каком смысле? – растерянно спросила Катя и закусила нижнюю губу. Она знала, что может ответить подруга, и не хотела этого слышать.

– В прямом. Я ехала в автобусе и видела, как они шли по улице в обнимку и прикладывались по очереди к одной бутылке пива «Охота» – крепкое.

– Ты будешь утверждать, что на полном ходу автобуса увидела, что пиво «Охота» не простое, а именно крепкое? – невесело улыбнулась Катя и села на диван рядом с подругой.

Полы ее халата разъехались, и колени женщины, такие же крепкие, как у подруги, матово зарозовели здоровой кожей.

– Да, я буду это утверждать, потому что мой автобус как раз застрял в пробке, а наши детишки никуда не спешили, шли нога за ногу и после каждого глотка… – Вера поморщилась, – еще и целовались.

– Ничего удивительного. Им по семнадцать лет. – Катя попыталась сказать это как можно мягче, но Вера была настроена по-боевому.

– Знаешь, Катерина, – она повернулась к подруге лицом, перекошенным сильной душевной болью и тревогой за дочь, – я не против того, чтобы моя Машка в семнадцать лет с кем-нибудь иногда целовалась! Но только не с твоим сыночком! И ты прекрасно знаешь, почему!!!

– Вера! Когда Андрей с Машей, я спокойна! Он с ней, а не… со своими дружками…

– Ну знаешь!!! – От возмущения Верины ноздри раздулись и затрепетали. – Всему есть предел! Я не собираюсь ради твоего спокойствия приносить в жертву собственную дочь!

– Ну почему сразу в жертву?! – У Кати на виске набухла голубая жилка и затрепетала не хуже Вериных ноздрей. – Они же нравятся друг другу! У них… любовь…

– Ой! – еще более скривилась Вера. – Вот только этого не надо мне говорить! Твой сын – малолетний алкаш! Я не хочу, чтобы он втянул в свое болото Машку! Сегодня крепкая «Охота», а завтра что? Вызов на дом бригады по прерыванию запоя?

Глаза Кати наполнились слезами.

– Вера! Мы же подруги! – напомнила она. – Всегда помогали друг другу. Неужели тебе настолько безразличен мой сын? Мы же детей растили вместе! Мне твоя Машка как дочь!

– Вот и прикинь, отдала бы ты свою дочь в лапы алкашу?

– Ну какой же Андрюшка алкаш? Вся молодежь сейчас ходит с «Охотой» или с каким-нибудь другим пивом. Теперь такой стиль… Понятно, что это никого не радует, но сбрасывать со счетов не стоит…

– Кать, передо мной-то не надо ломать комедию про стиль и прочее! – безжалостно прервала ее Вера, вытащила из сумочки сигареты и, не спрашивая разрешения, закурила прямо в комнате.

– Да… Нам приходилось вызывать специалистов по прерыванию запоя… Но это было только один раз! – Катя тонкими пальцами комкала воротник халата и не смела поднять на подругу глаза. – Он не мог остановиться, потому что слишком юн, а его напоили какой-то дрянью… Ну почему я должна тебе, моей подруге, все это объяснять, если ты и так знаешь?!!

– Вот именно, что я все знаю! И ничего объяснять мне не нужно! – Вера нервно раздавила окурок в синем блюдечке, на котором стоял горшочек с белой махровой фиалкой. – И еще я знаю, что такое, как с твоим Андрюшкой, далеко не с каждым случается. Вот наш сосед Петя: хочет – пьет, как свинья, не хочет – не пьет годами, и никаких специалистов по прерыванию запоев ему не надо! У твоего сына – явная предрасположенность к алкоголизму, и никуда от этого не денешься!

– Твоя Машка может моего сына спасти… – тихо сказала Катя, с трудом вытащив сигарету из Вериной пачки дрожащими пальцами. – Ты же знаешь, что любовь способна творить чудеса…

– Неужели? Ты еще веришь в эти сказки? – Вера, расхохотавшись, дала подруге прикурить, потом вдруг резко замолчала и впилась своими янтарными глазами в Катины ореховые. – Вот ответь мне, Катька, как на духу! Если бы моя Машка была алкоголичкой, ты позволила бы своему Андрюшечке с ней встречаться?

Катя, не отвечая, делала уже четвертую затяжку подряд. Руки ее дрожали еще больше. Вера вытащила из пальцев подруги сигарету, отправила ее в то же фиалковое блюдечко и таким тоном гаркнула: «Ну!!!»,