Ленечке я опять ничего не сказала, только потребовала, чтобы он сменил замок, поскольку старый якобы заедает и есть опасность, что как-нибудь мы не сможем его открыть. Зацепин замок сменил, нисколько не удивившись моей просьбе, поставил еще и второй, поскольку все соседи вокруг только и делали, что укреплялись: кто замками, кто стальными дверями, кто изощренной сигнализацией. Я же еще надеялась, что как-нибудь все утрясется. Нельзя управлять людьми из небытия. Невозможно все заранее продумать и спланировать. Чего-нибудь да не учтешь. Я недооценила предусмотрительности Назаренко. Драгоценности в шкатулке были началом войны, которую он против меня затеял. Деньги, как известно, могут все. А денег у Ильи было много. С собой он их забрать в могилу не мог, а потому нашел им лучшее применение.
Несмотря на новые замки, с квартирой начали происходить метаморфозы. Сделать в наше с Ленечкой отсутствие евроремонт за один рабочий день, конечно, невозможно, но полностью сменить начинку квартиры – запросто. Однажды, вернувшись домой, мы обнаружили абсолютно новую мебель, бытовую технику и домашний кинотеатр. Но особенно потряс Зацепина даже не он, а навороченный компьютер с жидкокристаллическим экраном.
– Ну и как это понимать? – спросил меня Зацепин, пробежавшись пальцами по изящной черной клавиатуре. – Сю-ю-юрпрайз?
– Это, Ленечка, сюрпрайз… от Назаренко, – еле выдохнула я.
– То есть? – обернулся он, резко отдернув руку от клавиатуры, как я несколько дней назад – от золотого браслета.
Пришлось рассказать ему и про письмо, и про драгоценности. Разумеется, я умолчала о том, что говорилось в письме о его смерти.
– Не может быть… – пробормотал он, нервно потирая переносицу.
– Как видишь, может…
– То есть… выходит, что ты теперь богатая невеста?
– Леня! Ну как я могу быть богатой, если ни за что ничего не подпишу?!
– Ты не хочешь стать богатой?
– Н-не хочу! И ты не можешь этого не понимать!
– Да-а-а… – протянул он. – Не делайте меня, пожалуйста, счастливой насильно… Так, что ли?
– Так! Черт возьми, так!!!
– Но ты же не сможешь выбросить все это добро… – он обвел рукой обновленный интерьер, – на помойку, как золото?
– Почему это не могу?! – запальчиво отозвалась я. – Еще как могу! Он посмотрит…
Я осеклась, а Ленечка, грустно улыбнувшись, сказал:
– Он уже ни на что не посмотрит, Рита, если, конечно…
– Если что?
– Если его смерть не была грандиозной мистификацией!
Я отчаянно замотала головой:
– Нет, Леня, нет!! Назаренко, конечно, здорово пострадал в катастрофе, но… в гробу лежал именно он. Он! И… ты знаешь… лучше бы это была мистификация! Я согласилась бы бороться с ним вживую, но… Илья мертв, Ленечка, мертв! Я видела…
– И что же теперь? Будешь наследовать его хлебобулочную империю?
– Нет! Нет! Нет! У него ничего не выйдет! Я не дам согласия!
– Насколько я понял, ему не требуется твое согласие. Он просто все переписал на твое имя. Ты теперь будешь жить на доходы от его пекарен и магазинов и прозываться… кажется… рантье!
– Издеваешься, да?
– Соболезную и… в этом не участвую…
– То есть ты… ты опять бросишь меня, Ленечка?! Оставишь один на один с этим ужасом?!!
– Какой же это ужас? – Зацепин еще раз обвел рукой свалившееся на меня богатство. – Расслабься, Ритуля, пользуйся и получай удовольствие!
– Леня!!!
– Что?! Что ты от меня хочешь?! Чтобы я жил на деньги Назаренко, то есть теперь уже твои?! Я не альфонс, Рита. Я, конечно, не могу купить тебе такой телевизор, как этот, и полную коробку золота тоже, но… В общем, на обычную жизнь моей зарплаты вполне хватает! И мне нужны мои вещи! Понимаешь, мои! А не чужие!! В твоем старом шкафу висели мои рубашки. Где они теперь? Эта… – он оттянул рукой ворот, – уже грязная… Не занимались же они тем, что перевешивали мое тряпье в этот супершкаф?!
Зацепин подскочил к супершкафу, рванул сразу обе дверцы и присвистнул. Я подлетела к нему.
В глубоких пространствах нового шкафа на изящных вешалках покачивалась и новая дорогая одежда: женская и мужская.
– Ну вот! Извольте видеть! – всплеснул руками Ленечка. – Ну и где мои старые рубашки? Пиджаки? Чего только у меня там не было в карманах!
Я оглядела шкаф самым внимательным образом и обнаружила, что все Ленечкины бумажки, визитки, зажигалки и прочая мелочь покоились в одной люлькообразной полочке на стенке дверцы. В другой – была свалена моя мелочевка. За еще одной дверцей в затейливых секциях было аккуратно разложено нижнее белье. Ленечка вытянул кружевные розовые стринги и невесело улыбнулся:
– Может быть, где-нибудь найдешь свои старые трусы? В этих, извини, я не смогу тебя любить.
Он отбросил от себя крошечную розовую тряпочку и с самым брезгливым видом уселся в новое кресло, положив ногу на ногу.
Старого белья я нигде не нашла, как ни старалась. Зато за многочисленными дверцами секций новой мебели нашла и все наши документы, и книги, и старые открытки, письма, и даже Ленечкины медицинские журналы.
Когда я с радостным видом обернулась к Зацепину, чтобы показать ему последний журнал, который он еще не успел прочитать, то поразилась похоронному выражению его лица.
– Лень, ты что? – спросила его я, а под ложечкой противно засосало.
– Рита! А ведь ты получила все, что хотела, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты ведь бросилась в объятия Назаренко, потому что тебя достала наша нищета! Я же помню! Ты думала, что я ничего не замечал из-за своих бесконечных дежурств, а я видел, как ты мучаешься, но никак не мог переломить ситуацию. Я всегда знал, что ты не можешь любить этого человека… ну хотя бы… как меня… Вы слишком разные, но… жить в достатке тебе очень хотелось. А теперь, Рита, у тебя есть достаток, похоже, вечный, на всю оставшуюся жизнь, а Назаренко рядом не будет! Не это ли ты видела в сладких снах?!
Я молча смотрела на Зацепина. Он был по большому счету прав. Я ни за что его не бросила бы тогда, если бы у нас были деньги. Даже фантастическим сексом с Назаренко пренебрегла бы. Все-таки я действительно любила одного Ленечку. Это столько раз подтвердила жизнь. Я скучала по нему, хотя и пыталась наслаждаться своими дорогими туалетами, бриллиантами и светскими тусовками. Но все это уже было в прошлом. Пройдено. Испытано. Никакой «ностальгии» по роскошной жизни я не испытывала. Теперь я хотела только одного Ленечку. Я согласилась бы сейчас на ту прежнюю жизнь, когда нам не хватало денег на зимнюю обувь. Теперь я ни за что не стала бы скандалить и вынуждать любимого мужчину на новые и новые изматывающие дежурства. Я поумнела. Ох, как я поумнела.
– Я люблю тебя, Цыпа, – сказала я в ответ. – Я только сейчас по-настоящему поняла, как люблю. Не знаю, как мы выкрутимся из всего того, что на нас свалилось, но ты ведь не откажешься от меня, правда? Этот шкаф, этот телевизор – они новые, чужие… Эти вещи… они тоже не мои, но даже если я их вынуждена буду носить, то… Ленечка! Под одеждой – прежняя я… Меня никто не сможет подменить на новую… какую- нибудь… жидкокристаллическую…
Сентиментальный Зацепин никогда не мог противиться мне, если я говорила о любви к нему. От самых моих немудреных ласковых слов он всегда терял голову и становился абсолютно ручным. Так случилось и на этот раз. Настроенный клеймить и пригвождать, он мгновенно забыл только что сказанное, посветлел лицом и протянул ко мне руки. И на новом диване от Назаренко произошло то, что бывшему бизнесмену очень не понравилось бы. Я не догадывалась тогда, что он предусмотрел и это. Илья знал, что процесс мщения будет
