другую могилу или же, вырыв, подрезывают пятки и натискивают туда мелко нарезанной щетины, а иногда просто вбивают в могилу осиновый кол»…
«Колдун передает свое знание в глубокой старости и перед смертью… Если колдун умрет, не передав никому своих тайн, в таком разе он ходит оборотнем, непременно свиньею, и делает разные пакости людям…» Нет, не то. Про свиней ни Соня, ни вдова профессора Покровского не говорили… Колдуны не годятся.
Дальше.
В Черниговской губерний жители «верят в восстание мертвых, которых за грехи не принимает земля и которые, по ночам шатаясь по земле, делают вред; для того, чтобы заставить их успокоиться, признают необходимым пробивать этих выходцев осиновым колом в живот; после этой операции они не осмеливаются являться».
Увы, Дуся не знала, кого именно надо протыкать осиновым колом, чтобы он не осмеливался являться.
Дальше. Рассказ из Архангельской губернии. Промышленники зарыли в землю на острове Калгуеве труп колдуна Калги, убитого неизвестным старцем; но когда они в следующую весну случайно пристали к этому острову, то увидели, что «труп Калги вышел из глубины могилы и очутился на поверхности земли». Дальше… Тела заклятых (проклятых матерью) детей не принимает земля, пока мать не возьмет назад своего проклятия… Жуткая легенда про то, как мать прокляла сына, и он умер на месте. «Женщина связала руки сына косой, которую он у ней только что оторвал в драке. Спустя несколько десятков лет на кладбище строили церковь и разрыли в могиле труп, нисколько не подвергшийся тлению: руки его были связаны женскою косою. Мать проклятого была еще жива; она рассказала, за что на ее сыне лежит проклятие и почему, значит, и земля не принимает его. Когда мать, помолившись, перекрестила труп сына и сняла с него косу, он мгновенно превратился в землю».
Дальше, дальше…
Ага, вот! Глава семь. Где живут заложные покойники после своей смерти. Нет, не то… Что Дуся надеялась прочесть? Что они живут в общежитие на улице Карла Маркса в городе Заложное Калужской области? Если она на это рассчитывала, то ошиблась. У Зеленина на сей счет не было никаких четких указаний. «Народ верит, – писал он, – что местожительством заложных покойников служат омуты, озера, пруды, а также болота, трясины, овраги, густой темный лес, трущобы и все вообще “нечистые места”. Нередко заложный покойник обретается возле того места, где его настигла смерть.
Поэтому в народе “убиенные места”, то есть места, где кто-либо был убит, помнят многие годы: ночью бывают там привидения, а потому стараются не ходить около таких мест.
…Заложные покойники отличны по своей природе от прочих умерших: они доживают земную жизнь и нуждаются во всем земном. Если усопшие предки питаются “паром” пищи, то заложным нужна обычная земная пища. Обычным покойникам хватает той одежды, которую им кладут в гроб. Заложные, очевидно, скоро изнашивают свою одежду: им нужна еще и новая. Вот почему заложных желательно пораньше и подальше спровадить от местожительства живых».
Снова не то. Понятно, что надо спровадить. Вот только кого и куда…
Далее шли многочисленные рассказы о хождениях.
В Ямбургском уезде удавившуюся девушку из деревни Мануйлова Парасковью схоронили за деревней в лесу, где обыкновенно хоронили некрещеных и самоубийц; с тех пор каждую весну слышны ее стоны и плач: стонет «задавляшшая Пашка»; ходит она также по лесу и часто заходит к ключу у дороги – вся в белом, с опущенной головой…
В Симбирске в Соловьевой враге (овраге) хоронили прежде самоубийц; «а от тех самоубивцев, рассказывали сторожа в караулке острожных огородов (караулка эта была около оврага), много бывает по ночам страсти: ино место лезут прямо в окошки».
На могиле давным-давно похороненного утопленника проезжавший в ночь псарь Ермил увидел барашка; Ермил взял его на руки, а лошадь от него таращится, храпит, головой трясет; баран странно и необычно глядит Ермилу в глаза, а потом вдруг, оскалив зубы, начинает дразнить его, повторяя Ермиловы слова: «бяша, бяша». Конечно, это был «черту баран».
Особенно Дусе понравилась история про то, что некрещеных детей на святки черти распускают из ада на каникулы. Один корчмарь не пустил их в это время к себе в корчму, начертав кресты при всяком входе. Тогда они отомстили корчмарю: как только он поедет за водкой, въедет с полной бочкой на «крестовые дороги» (перекресток, где иногда погребают детей, умерших без крещения, и потом ставят кресты) – обручи на бочке все сразу лопнут и водка выльется.
История была отличная, но к Сониной болезни и странным происшествиям в Заложном никакого отношения не имела. Дуся принялась читать дальше.
…В Сосницком уезде есть большое болото Гале, замечательное тем, что скот не ест на нем траву, тогда как на других соседних болотах всю траву выедает. Около этого болота есть возвышенность, похожая на могилу, которая называется Батуркой. Предание гласит, что тут погребен повесившийся.
Да, знаем такое место. Чертово кладбище. Там скот траву ел, и от этого весь передох. Теперь ест траву в другом месте…
«Заложные разным образом тревожат близких им лиц, являясь им наяву и во сне… Особенно часто являются во сне умершие насильственною смертию. Убитые, являясь почти ежедневно во сне убийцам, мучат их своим появлением и нередко доводят до раскаяния. Сны эти, по народным рассказам, отличаются необычайною рельефностью, убитые являются как живые, и самый сон иногда бывает трудно отличить от действительности».
Про такие реальные сны, когда не поймешь, на самом деле было или привиделось, тоже знаем, проходили. Читаем дальше.
В Петровском уезде Саратовской губернии в лесу удавился молодой крестьянин Григорий. Кучер соседнего помещика возвращался ночью, под хмельком, через этот лесок и встретил там давнишнего своего знакомого, самоубийцу Григория, который пригласил кучера в гости. Тот согласился. Оба отправились в дом Удалова, где пошло угощение. Пир был на славу. Но пробило полночь, петух запел, и Григорий исчез. А кучер оказался сидящим по колено в реке Узе, протекающей недалеко от села. Если бы петух не закричал, утонул бы он в Узе.
В Саратовской же губернии проклятые родителями «ночью выходят на дорогу и предлагают прохожему проехать на их лошадях; но тот, кто к ним сядет, останется у них навсегда».
Заложные, в частности удавленники и утопленники, «поступают во власть чертей», а черти на них ездят, очевидно, пользуясь способностью их быстро бегать. Зеленин приводил несколько рассказов о том, как на удавленниках ездят черти, причем в одном случае черт едет со скоростью триста верст в минуту.
Имелся также рассказ, как кузнецу случилось попадью подковать. «Раз стучат ему ночью в окошко, подъехали на конях люди богатые, одетые хорошо: “Подкуй кобылу, кузнец”. Пошел в кузню, подковал кобылу; только успел повернуться, глядь, уж человек на нее вскочил, а она уж не кобыла, а попадья (незадолго перед тем удавившаяся), рот до ушей удилами разорван. Недели через две после того помер этот кузнец».
Ну ладно, ездят на мертвяках – и ездят. Хорошо, что тот, кто пытался угробить их по дороге в Калугу, когда они везли в больницу умирающего Вольского, не догадался ехать на какой-нибудь удавившейся попадье со скоростью триста верст в минуту. Иначе не сидела бы сейчас Дуся на диване, не читала всех этих замечательных историй…
Так… Что эти заложные покойники еще умеют, кроме как быстро бегать? Ага, вот. Иногда им приписывается способность насылать на людей болезни.
Олонецкий колдун, желая испортить человека, просит в своем заговоре «умерших, убитых, с дерева падших, заблудящих, некрещеных, безименных встать» и повредить данному человеку.
Хотинские малоросы верят, что если самоубийца встретится с человеком, то сможет подрезать его жизнь, после чего человек вскоре умрет.
Подольские малорусы то же самое свойство приписывают и «потырчатам», то есть некрещеным младенцам.
Когда мать выйдет на плач такого младенца, то черт такую неопытную «подрежет», она после этого заболевает и нередко умирает.
