бывает: бросил косточки – и... – Кто ты такая? Зачем ты за мной следила? И что тебе нужно?
– Тсс! Объясню, когда выберемся.
– Договорились. – Я залюбовался ее стройной спинкой и тем, что пониже. На девушке была белая крестьянская юбка с бледно-голубым фартуком. Прелестный вид.
Признаться, во всем этом бардаке было кое-что приятное. Не помню, когда встречал столько симпатичных женщин за столь короткое время.
И пускай некоторые из них со странностями. В конце концов у каждого из нас свои слабости, а жизнь учит идти на компромиссы.
Светлые волосы девушки были заплетены в косы. К ней лучше всего подходило слово «крепкая». Во всех смыслах. Как правило, это качество мужчин особенно не интересует. Однако...
Девушка поманила. Я встал. Она приоткрыла дверь, выглянула в коридор, поманила снова. Я вновь уловил сердитое жужжание. Невидимая пчелка то ли сердилась, то ли проявляла нетерпение.
Охранника у двери не было. Навряд ли шайиры его вообще выставляли. Зачем им охранники, когда у них есть Ног? А может, то было очередное проявление божественного высокомерия по отношению к смертным.
Интересно, как моя новая подружка намерена справиться с девушками-совами, Ногом и охотницей, у которой собаки, оружие, сети – и никакого чувства юмора?
– Идем! – поторопила меня девушка, не повышая голоса. Молодец, знает толк в конспирации.
Да, она была вполне материальным существом. Половицы тихонько поскрипывали под ее ногами. Под моими они застонали. А те, кто навещал меня раньше, двигались бесшумно.
– Сюда, мистер Гаррет.
Чтобы выбраться на волю, девушка избрала странный маршрут – не тот, каким меня доставили в мое просторное обиталище, и не тот, который выбрал бы я сам. Узенький коридорчик вывел нас к раскрытому окну. Прохладный ветерок шевелил белые занавеси. Снаружи светила почти полная луна, в свете которой дом казался огромным кладбищенским надгробием. Любопытно, что же дальше?
Жужжание стало вдруг гораздо громче. Кто-то произнес:
– Давай, детка, шевели попкой.
Голос доносился снаружи, откуда-то сверху.
Девушка вылезла в окно. По-видимому, ее совершенно не смущало то, что одета она неподобающим образом. Высунув голову, я обнаружил, что моя спасительница карабкается вверх... Брр! Какого?.. Где веревка? Веревки не было и в помине, хотя я ожидал обратного.
Вновь послышалось жужжание. Я вскинул голову и успел заметить некое движение на крыше.
Между тем девушка забралась на выступ не шире моей ладони и, не теряя времени, двинулась куда-то вбок.
Только тут я заметил, что выступ – на деле вовсе не выступ, а верхняя кромка какого-то причудливого барельефа, разглядеть который было невозможно, поскольку лунный свет на него не падал. Сделав глубокий вдох, я совсем было собрался сообщить юной красавице, что предпочитаю ходить по земле, но меня опередили.
– Эй! – воскликнул кто-то у меня за спиной. – Эй, там! Ты кто такой? Что ты здесь делаешь?
Обернувшись, я увидел старика, скорее всего привратника. На нем была ночная рубашка, однако в руке он держал устрашающего вида мясницкий нож. В коридорчик из распахнутой настежь двери сочился тусклый свет. Если его навещали столь же часто, как и меня, неудивительно, что он спит с мясницким ножом...
Судя по всему, вступать в беседу старик не собирался. Он взмахнул ножом. Я прикинул, не воспользоваться ли веревкой Магодор. Но времени было в обрез, да и куда тут ее привяжешь?
Может, прыгнуть – и вся недолга? Подумаешь, упаду, зато не зарежут. До земли не больше мили...
Далекое жужжание усилилось.
– Чего застрял, придурок? Дай ему в рыло, и пошли. – Я уловил аромат «травки».
Оглянувшись, я узрел пухленького младенца с лицом тысячелетнего карлика. Младенец плавал в воздухе, на нем была только набедренная повязка, подозрительно смахивавшая на пеленку.
– Ну чего вылупился? Шевелись, козел! – Он вскинул голову и гаркнул: – Эй, детка, ну и обормота ты себе подцепила!
Он держал в руках крошечный лук, за спиной у него болтался колчан со стрелами, во рту тлела громадная самокрутка. Жужжание доносилось у младенца из-за спины, запах исходил от самокрутки.
Я кое-как взобрался на выступ. Говоришь, обормот? Гляди. Армейская закалка иногда годится и на гражданке. Смотри, карапуз!
Старик высунулся из окна и вновь взмахнул ножом. Ржавый клинок нанес воздуху глубокую рану в опасной близости от моего носа. На мгновение мне показалось, будто старикан намерен вылезти наружу.
Тональность жужжания изменилась. Продолжая карабкаться, я рискнул повернуть голову. Младенец наложил на тетиву стрелу, выстрелил и поразил старика в тыльную сторону той ладони, в которой он сжимал рукоять ножа.
– Поднажми, придурок! Если бы не ты, меня бы никто не заметил.
– По мне, лучше бы тебя здесь и не было.
Как все же приятно быть молодым и глупым! Лет десять назад я бы забрался на такую стену не глядя.
Футах в двадцати над окном болтался конец веревки, спускавшейся с крыши, козырек которой нависал над нами. Хорошо еще, что для подъема выбрали самое низкое место... Моя новая подружка, молодая и глупая, просто-напросто подпрыгнула, ухватилась за веревку и полезла вверх. Старик с ножом, несмотря на раненую руку, последовал ее примеру и повис, выпучив глаза.
Когда ноги девушки исчезли за парапетом, летучий младенец взмыл вверх с той же медлительной грацией, какую можно наблюдать у крупных летающих насекомых: они как бы подчеркивают всем своим видом, что презирают закон тяготения, обрекающий большинство их собратьев на вечное пребывание на земле. Поднимаясь, карапуз так и сыпал цветистыми фразами. Какую пару мы бы составили с этой девушкой! У нее – болтливый карапуз, у меня – мистер Большая Шишка...
Я зажмурился, вдохнул полной грудью, прислушался к крикам старика, открыл глаза, помахал бдительному старикашке рукой – и шагнул вперед.
Когда мне было девятнадцать, мы с приятелями выпендривались друг перед дружкой, а заодно и перед врагом, рискуя сломать себе шею. Но теперь-то я разменял четвертый десяток, живу гораздо более размеренно и комфортабельно. В известной мере, разумеется. Ну почему я отказался, когда папаша Вейдер предлагал мне работу на пивоварне?
Я ухватился за веревку, обнаружил, что в руках еще сохранилась какая-никакая сила, подтянулся и полез вверх. Естественно, в моих движениях не было и намека на изящество, однако это меня ничуть не волновало.
– С ума сойти, детка! Этот хмырь оторвал-таки свою задницу!
– Быстрее! – крикнула мне девушка с крыши. – Иначе нас поймают.
Легко сказать. Я прибавил прыти, преодолел крутой подъем и плюхнулся на крышу, настолько широкую, что на ней можно было бы устроить плац для парадов. Или выращивать пшеницу – если, конечно, сначала уложить поверх камня слой земли. Я поднялся. Девушка вновь поманила к себе (видимо, это она умела делать лучше всего). Судя по всему, она не предполагала, что операция по спасению Гаррета может затянуться.
Летучий младенец с самокруткой в зубах мрачно наблюдал за происходящим со спины громадного коня, который вполне подошел бы великану. Над лопатками младенца виднелись кончики крыльев размерами не больше голубиных. Должно быть, ему не так-то просто удержаться в воздухе.
Коней было два.
– Ну уж нет, – сказал я. – Нет. Ни за какие деньги. – После катания на единороге Черной Моны у меня болели все без исключения ребра, и я отнюдь не собирался вновь подвергать их испытанию на прочность. А ведь единорог – не лошадь, так, дальний родственник. С лошадьми же у Гаррета отношения напряженные. Неужели мне настолько не терпится сбежать, что я соглашусь вверить свою жизнь одному из этих чудовищ?