Вот и говор не похож. – Костя кивнул в сторону Сомохова и тихо добавил: – А его сами и спросите, кто в роду до проезжих мужиков падок был: бабка аль прабабка.
Бобр осклабился, а Кухля, до которого шутка доходила дольше, прыснул от смеха.
– Ну ты и скоморошничать горазд, паря. – Бобр одобрительно жахнул Малышева по спине.
Учитывая, что Костя был выше его почти на две головы, выглядело это забавно.
Сломав лед недоверия, Малышев попробовал выяснить текущую политическую ситуацию. Но оказалось, что дружинники, хоть и приехали в Хобург из разных мест, в местной политике разбираются слабовато. Однако в общих чертах словоохотливые гридни[29] сумели прояснить соотношение сил на Руси.
Первым, что они сообщили, было имя бывшего киевского великого князя – Всеволод Старый, третий сын Ярослава Мудрого. Старым его прозвали за то, что пережил не только старших своих братьев, Изяслава Новгородского и Святослава Черниговского, но и младших – Вячеслава Смоленского и Игоря Владимирского. Всеволода любили, хотя и не одобряли его заигрываний с немцами и Византией. Рассказ о Всеволоде дружинники закончили новостью, что уж больше года, как помер старый князь. Новгородцы вон голову подняли, свободами в нос тычут. Плесковичи, которые из Пскова, тоже хороши: мыт принимают, а помощь, ежели чего, слать не спешат. Мол, сами справитесь. Совсем распутство. Святополк Изяславович в Новгороде дружину собрал да в Киев и подался еще год назад, стол взял, да и войну степи объявил. Что с него взять?! Молод да горяч. Старый, вона, со всеми в мире был, а новый так сразу воевать начал. С другой стороны, что делать-то: Олег Святославович, еще один из внуков Ярослава, к Чернигову подбирается, на Киев взгляд положил.
Бобр даже возмущенно сплюнул через свои выдающиеся зубы. Был он из-под Суздаля и считал Всеволода своим[30]. Дальше Захар и Костя слушали о том, что, по мнению Бобра, надо делать с теми, кто в тяжелую годину в спину брата ударить хочет. Кухля согласно кивал головой.
Примерно то же самое поведал Улугбеку и сам ярл Гуннар. Его бург был поставлен Трувором на протоках к Ладоге, чтобы прикрыть Волховской шлях от морских конунгов[31]. Сам Трувор в Изборск пошел, а часть дружины на протоки послал. Основное движение торгового люда шло южнее, через Лугу, но и этот путь не застаивался – то дикие варяги к Волхову пройти пробуют, то торговый гость крюк заложит, чтобы пройти негостеприимные берега Эстланда. Не простаивала и дружина ярла. Да только сейчас время пошло смутное. Как помер Всеволод, так буча началась. Из Тмутаракани, где Олег Святославович сидит уже лет десять, одна весть за другой идет. Бузит оттуда Ярославич с половцами, даром что такого деда внук, бузит да хазар поджучивает. У него жена из Византии, Фифа Музалоновна, так его и греки поддерживают, уж на что Византия обрезанных хазар недолюбливает. Всеволод был мирным князем: с Крымом уж давно войн не было, с Византией дружил. Помер старый князь – кто должен сесть на его место? По Ярославовой лесвице[32] получалось, что Святополк Изяславович, – он и сел. Да только Олег со степняками из Тмутаракани к Киеву поближе будет. Да и Чернигов считает его своим, вот-вот княжескую шапку поднесут. А Чернигов – это подбрюшье киевское, считай, вход парадный.
Между тем ярл попробовал узнать отношение «полочанина» Улугбека к Брячиславу, князю Полоцкому, да сыну его князю Всеславу по прозвищу Чародей – но наткнулся на непонимание темы. В оправдание своего политического невежества Улугбек начал рассказывать, в каких далях он побывал. Живописно разрисовывая синеву Измайлова моря, он даже описал странное животное элефант, у которого два хвоста – спереди и сзади. Одним он ест, а другим, ну… совсем наоборот использует. Ярл Гуннар только головой покачал, когда узнал про размеры сего животного. Улугбек добавил, что были они в путешествии так долго, что даже говор родной забывать стали, не то что князей. Углубляться дальше в расспросы Струппарсон не стал. Может, решил, что не стоит лезть к человеку, который его спас, может, не чувствовал интереса. Но пройти мимо чудесного оружия, которым пришельцы разогнали стражу храма, местный феодал не смог. Тут уж Сомохову пришлось выкручиваться по-настоящему.
Для начала он напустил тумана заявлением, что в землях, в которых они побывали, колдовство так же распространено, как здесь селедка. Потом сказал, что это чудесное оружие они получили в Измайловых землях. Действует оно только в руках людей, способных произнести тайные заклинания. Христианская мораль добралась до маленького бурга на краю Киевского каганата, но еще не пустила корни настолько, чтобы уважение к чужим знаниям заменить неприятием колдовства.
Ярл впитал сказки с молоком кормилицы и даже не усомнился в рассказанном Сомоховым. Единственное, что попросил хозяин Хобурга, – научить его колдовать на таких дубинках, чтобы поражать врагов подобно грому Тора[33].
Археолог постарался уклониться от продолжения этой щекотливой темы. В их положении патронами не разбрасываются, но, даже будь их у него ящик, предоставить винтовку в руки викинга одиннадцатого века? Нет уж! Хватит им и луков.
Улугбек Карлович заявил, что гром действует только на коротких дистанциях и только в руках посвященных. А посвящают не здесь, потому и громовые дубинки такие разные.
Тема была закрыта. Гуннар еще повздыхал. Пару раз намекнул, что парень он не бедный, а за такую «дубинку» и десяти коней или чаши серебряных марок не жалко, но «торговые заморские гости» на попятную не шли. На пути к Хобургу соотношение сил было не в пользу посадника киевского князя, так что «полочанам» пока можно было не беспокоиться. Оставалось надеяться, что гостеприимство не даст хозяину Хобурга в родных стенах добавить к уговорам еще и мечи своих гридней. Впрочем, он видел, какой ответ может быть на примененную силу…
Так за беседой подошли к самому городу.
Хобург оказался небольшим селением на крутом берегу небольшой речки Лупы, впадавшей в Ладогу. По меркам двадцатого века, был он деревня деревней, а в одиннадцатом веке котировался очень даже высоко. Протекающая мимо него речка вытекала из системы озер между Ладогой и Балтийским морем. По этим водоемам можно было дойти почти до самого моря, что и делали многочисленные купцы, на радость и достаток поселенцев запруживавшие улочки Хобурга каждую весну и осень.
Городок окружал высокий и исправный тын из обтесанных бревен. Над единственными воротами возвышалась деревянная башня. У причальных мостков на реке стояли две пузатые лодьи, хотя корабельные сараи могли вместить суда и покрупнее.
Заметив взгляд, брошенный Сомоховым на сараи, ярл разгадал незаданный вопрос и ответил сам:
– Были у меня два драккара… Хорошие: на двенадцать скамей «Рысь» и двадцатискамеечный «Одноглазый Волк». «Рысь» дикие свены в прошлом году спалили, а второй на дальнюю воду пошел, рыбу искать.
