– Вонючие кочевники – все, что ты увидел по пути к краю земли? – Иоланта не слышала о кочевниках, но уловила отсутствие интереса в устах госпожи и старалась переменить тему.
– Нет, конечно, о прекраснейшая из фрейлин. – Костя впервые открыто высказал комплимент Иоланте. На душе стало тепло и уютно, а девушка зарделась.
Чтобы не дать остальным обратить внимание на залившие щеки и шею баронессы красные пятна, Костя начал новое повествование. Говорил по-немецки он с трудом, потому старался вести разговоры на русском. Это не нравилось большинству дам, но устраивало императрицу, подходило Иоланте, а на остальных… Ну, в общем, Костя вел рассказ на русском языке.
– Чуть в стороне от монголов, на краю света, живут народы, которые называют свою страну Чайна. У них плодородная земля, на которой живут бессчетные сонмища людей. Они знают чтение, рисование, строят удивительные сооружения и делают такие прекрасные вещи, как ткань, невесомая, как перо, и мягкая, как кожа младенца, шутихи, способные раскрасить ночное небо в яркие цвета в праздник. Им ведома медицина, и человек не умирает от случайной раны, его лечат опытные врачеватели.
Адельгейда нахмурилась:
– То, что ты нам рассказываешь, странно и неправильно, скальд. – Августейшая собеседница нахмурила носик. – То, что их так много, как ты говоришь, а они еще не завоевали весь мир, говорит о том, что их все же меньше. Ну не больше же они Киевского княжества или Хузарского каганата? То, что они знают чтение… М-м-м. Они верят в Бога нашего Иисуса Христа и Деву Марию?
Костя честно признался:
– У них свои боги, моя госпожа.
– Вот, – удовлетворенно заключила императрица. – А все знают что если умеешь читать, но не веруешь в Господа нашего, то ждет тебя то, что пожинают распявшие Христа габреи, которым нет пристанища нигде в мире на весь их век.
Малышев мог бы возразить, сославшись на Венецию, Геную и Пизу, но благоразумно промолчал. Адельгейда между тем продолжала развенчивать Костино представление о мире и народах, его населяющих.
– Какие такие здания они могут соорудить, если самые величественные из зданий – это соборы, посвященные Господу нашему? Без веры в Него разве можно сотворить что достойное? А раз у них нет веры, то и здания их – швах, ерунда, не заслуживающая нашего внимания. Что же до врачевания, – она решила не использовать слабо знакомый термин «медицина», – то ежели Бог отмерил тебе мало, то столько ты и проживешь, а пытаться украсть что-то у судьбы – это язычество и колдовство.
– Разве что крови немного дурной спустить[100], – немного поколебавшись, добавила Иоланта, на что императрица после недолгого колебания согласно кивнула.
Костя только развел руками, признавая поражение в споре с прекраснейшей августейшей особой. Та гордо обвела зал победным взором. Фрейлины, из-за незнания языка упустившие суть спора, только хлопали глазами. Одна старая карга, баронесса фон Аушвиц, согласно шамкала беззубым ртом. Иоланта потупила взор и старательно делала вид, что полностью занята вышиванием. Адельгейда легонько вздохнула и кивнула Малышеву. Мол, плети дальше.
– А на самом краю земли, там, где плещутся волны океана, живут народы, которые не знают правителей. Зима там – холодная и длинная, лето – короткое и нежаркое. Земля успевает отмерзнуть только на глубину лопаты.
– Как же они живут там? Чем питаются? – В вопросах рассказчику наконец-то появилась заинтересованность.
– Летом живут они в юртах из звериных шкур, похожих на те, что используют кочевники половцы. А зимой рубят замерзшее море и строят себе дома изо льда, в которых палят костры из помета своих оленей, которых у них видимо-невидимо. Ловят рыбу и разводят оленей – тем и живут.
– А не мерзнут? В домах изо льда-то, – задала очередной вопрос начинавшая поджимать губы императрица.
Костя, не почувствовав подвоха, ответил:
– Нет, ваше величество. Они мажут лица жиром, никогда не снимают одежды и привыкли к холоду.
Адельгейда усмехнулась:
– Знаю я твоих замороженных, скальд. Эти народы живут на берегах Эстланда и за Холодным морем. К ним часто новгородцы на мен ездят, мед и холсты на шкуры менять.
Дочь Всеволода Старого вздохнула и подвела итог:
– Враль ты, скальд, враль и баечник. – Она еще раз вздохнула. – Но делать нечего. Если уж ты только сказки рассказывать горазд, которые я уже слышала, то хоть песни спой, что мне неведомы.
Малышев пожал плечами, согласно кивнул и взялся за хитарьеру.
По залу прокатился очередной струнный перебор.
На следующий день к обедне в замок вернулись с охоты германский император со свитой. Вместе со всеми приехал и стонущий и охающий Улугбек Карлович.
Генрих, оценивший состояние своего сказителя, разрешил последнему не присутствовать на обеде, который должен был начинаться через час после прибытия в замок.
Улугбек поблагодарил государя и, широко расставляя ноги, поплелся в комнатушку, выделенную заезжим полоцким гостям.
Захара не было. Молодой красноармеец, у которого кровь бурлила, использовал все свободное время, чтобы изучать замок и город. По утрам он возвращался слегка помятый, но довольный, как кот, объевшийся сметаной. Уроки с пышной Грэтхен пошли впрок: в путешествиях по Магдебургу, которые он предпринимал все чаще, Пригодько уже не нужна была помощь переводчиков. На бытовом уровне он вполне сносно изъяснялся с приказчиками в лавках и виночерпиями в харчевнях.
