прерывали говорящего.
Общее мнение гласило: саглави потерял равновесие без всяких видимых причин. Всадники утверждали, будто такого не может быть, их поддержали видевшие забег со стороны зрители. Те и другие хором твердили, что дело нечисто и обязательно нужно что-то предпринять.
По совету Шетаси киммериец, прихватив с собой парочку стражников, заранее осмотрел злосчастное препятствие, миновав которое, Феникс сбился с галопа. Преграда выглядела, как любая другая на Ристалище: высотой в три локтя, из тонких жердей, ошкуренных и выкрашенных в чередующиеся белые и красные полосы. Ничего подозрительного в ней не обнаружилось, также как и в расположенной дальше неглубокой яме, наполненной мутной водой, и на изрытом лошадиными копытами участке между ними…
Слушавший перепалку месьор Рабиль то и дело искоса бросал изучающий взгляд на человекоохранителей, обдумывая про себя нечто серьезное. Решив, внезапно махнул рукой, заставив всех умолкнуть и распорядившись:
– Друзья мои, полагаю, сейчас нам лучше разойтись. Я сам займусь этим тягостным делом. Гебали! – лекарь кивнул. – Позаботься о том, чтобы тело покойного наездника доставили в дом почтенного ит'Каранга. Кстати, он сам в городе?
– Нету его, – паническим полушепотом выговорил судейский. – Он в Карпашских горах, осматривает табуны и закупает новых лошадей. Обещал вернуться только к Осеннему Призу, а какой теперь Приз? Что ж делать-то, господин Рабиль? Сорвется скачка, помяните мое слово, непременно сорвется! Без Феникса…
– Значит, обойдемся без Феникса! – злобно рявкнул Аддах, и оторопевший чиновник отступил на пару шагов. – Кому-то придется наведаться в горы и разыскать Барча… – владелец Поля на краткий миг замешкался, наверняка представляя, как воспримет эту новость ит'Каранг, подобно большинству туранцев, отличавшийся крайне вспыльчивым характером. – Кто поедет? – он оглядел своих подчиненных. – Желающие есть? Нет? Имрет, тогда придется тебе. Уж не обессудь.
Принудительно назначенный доброволец из числа наездников состроил гримасу:
– Имей в виду, я делаю это только ради тебя и Тархалла. Если Барч в ярости ненароком меня прибьет, ты оплатишь похороны.
– Отправляйся как можно скорее, – сухо отрезал Аддах и поманил сыскных за собой, в жидкую тень под обегавшим двор навесом. Мимо провели наконец-то пойманного Феникса, и владелец Поля, глянув на золотистого коня, дернул углом рта:
– Лучший жеребец, который мне когда-либо попадался, но с таким скверным нравом – не приведи боги… Сочувствую ит'Карангу: сегодня он потерял и отличного наездника, и превосходную лошадь.
– Огонек больше не сможет выступать? – подал голос Шетаси. – Ноги у него вроде в порядке, шея не сломана. Он, конечно, поцарапанный и изрядно побитый, но…
– Просто я сомневаюсь, что Феникс согласится признать какого-либо другого всадника, кроме Тархалла, – коротко пояснил месьор Рабиль.
– И что с ним теперь станется? – поинтересовался Конан.
– Владелец решит. Может, поставит в конюшню и сделает папашей множества отборных жеребят. Или продаст втридорога, – Аддах отвернулся от выгуливаемого на растяжках саглави, никак не желавшего успокоиться и постоянно старавшегося цапнуть или лягнуть оказавшегося поблизости человека. – Поговорим о наших трудностях. Вы – люди из Сыскной Когорты Рекифеса, так? И всерьез собираетесь заняться причинами падения этого четвероного мерзавца?
– Почему «мерзавца»? – удивился киммериец. Ответа он не дождался – должно быть, у месьора Рабиля имелись свои, скрытые от посторонних ушей причины невзлюбить красавца Феникса. – Да, мы считаем, что этот случай чрезвычайно подозрителен. Разве нет?
– Что-то мне давно не попадались сыскные, горевшие желанием в чем-нибудь разобраться, – вполголоса пробормотал Аддах. – Должно быть, Рекифес отыскал-таки средство заставлять своих подчиненных работать… Ладно, чем я могу помочь, коли вы так решительно настроены, молодой человек? Можешь ходить по службам Поля и разговаривать, с кем пожелаешь, но добиваться честных ответов тебе уж придется самому. Ристалище – маленький тесный мирок, куда редко допускают посторонних. У нас тут все вращается вокруг да около лошадей. Если узнаете что-нибудь полезное, не забудьте поделиться. Кстати, если вам понадобятся какие-либо средства, обращайтесь прямо ко мне.
При упоминании о «средствах» Шетаси уль-Айяз внезапно оживился, рассыпавшись в многословных заверениях, что злоумышленника или злоумышленников вскорости непременно разыщут. Конан же, поразмыслив, спросил, не доходили ли до владельца Поля какие-нибудь слухи, касающиеся покойного Тархалла. Вдруг кто-нибудь ему угрожал или намекал на то, что хорошо бы в будущей скачке Феникс пришел не первым, а вторым или третьим?
– Вряд ли, – покачал головой Аддах. – Во-первых, все знали, что Тархалл подобными трюками не балуется, а во-вторых, боялись Барча. У туранца весьма незамысловатая и действенная манера расправляться с теми, кто задумывает сделать ему пакость… В общем, желаю успехов на поприще восстановления справедливости, а у меня сегодня своих забот полно.
После столь нелюбезного прощания владелец Конного Поля развернулся, чтобы уйти, но киммериец окликнул его:
– Почтеннейший, мы забираем лошадь.
– Что? – месьор Рабиль вмиг потерял всю свою невозмутимость. – Как забираете? Куда?
– На конюшню Сыскной Когорты, – объяснил Конан, – поскольку конь теперь будет этим… – молодой человекоохранитель едва не прикусил язык, лихорадочно вспоминая мудреное слово, и все-таки вспомнил: – вещественным доказательством.
– Доказательством чего? – ядовито осведомился Аддах. – Милейшие, вы уверены, что Феникс через пару дней не сдохнет от казенных харчей? У вас там кто-нибудь способен ходить за лошадьми? Учтите, если коню причинят хоть малейшее неудобство, Барч с вашей Когорты шкуру спустит. Вас не спасет даже грозный Рекифес. Оставьте Феникса в покое. Никуда он отсюда не денется.
– Положено, – упрямо стоял на своем варвар, и Рабиль, сдавшись или не желая спорить, устало махнул рукой:
– Демон с вами, уводите эту тварь. Только напишите расписку – мы, такие-то и такие-то, служащие Сыскной Когорты, такого-то дня… Своеручная роспись, печать – как положено. Мне, знаете ли, совсем не хочется ругаться с ит'Карангом по поводу его ненаглядного скакуна.
Для написания требуемой бумаги призвали писца с необходимыми принадлежностями. Шетаси уль-Айяз, сопя от усердия, приступил к созданию документа, а Конан решил поближе взглянуть на причину нынешней драмы.
Причина скосила на незнакомца выпуклый лиловый глаз, захрапела и сделала удивительно точный выпад передней ногой, промахнувшись всего на полпальца. Раздосадованный неудачей, жеребец возмущенно заржал и попытался вскинуться на задние ноги, чему помешали двое конюхов, изо всех сил вцепившихся в ремни растяжек. Блеснули новенькие шипастые подковы, и вовремя отскочивший киммериец с легким ужасом прикинул, как он и Шетаси поведут эдакого зверя почти через весь город к зданию Когорты. Кажется, он погорячился с «вещественным доказательством», но пути обратно отрезаны – вон почтеннейший Наставник уже прикладывает к листу пергамента окунутую в зеленый сургуч маленькую печатку с изображением дракончика.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Вещественное доказательство
Считается, что жителей Шадизара ничем не удивить. Мол, в этом городе ежедневно случается столько из ряда вон выходящих событий!..
Однако маленькая процессия, двигавшаяся вдоль улицы Девро, без особого труда удостоилась внимания окружающих.
Процессия состояла из двух человек и одного чрезвычайно раздраженного коня туранской породы саглави. Золотисто-рыжий жеребец всячески пытался насолить взъерошенному подростку-варвару, чувствовавшему себя самым несчастным обитателем Заморы (а может, и всего Материка…), но упрямо тянувшему скакуна за собой. Некоторые из зевак, заметив на кожаной безрукавке молодого человека криво пришпиленную бляху Сыскной Когорты, ехидно интересовались, чем провинилось бедное животное. Кто-то
