беседе горцев всплыло новое словечко — «альгвасилы», и с этого момента он начал слушать более чем внимательно.
Собственно, это не альгвасилы, а городские жандармы, и командует ими не местный коррехидор, а собственный офицер. Девять человек — офицер десятый, появились в Ирапуато позавчера. Якобы ловят знаменитого разбойника Уанако, только делают это как-то странно: патрулей так и не выслали, а все шляются по дворам и выспрашивают — не встречал ли кто в поселке чужих? Да кто ж им, островным шакалам, что-нибудь расскажет, даже ежели чего и впрямь видал... А с другого конца, коли вдуматься, парней тоже можно понять: «борьбу с разбойниками», как того требует начальство, изобразили — и ладушки; они ж не по уши деревянные — за нищенское жалованье шастать по скалам и осыпям, подставляя башку под арбалетный болт, пока их кореша спокойно обстригают караванщиков на Длинной дамбе...
Когда гость отбыл, Тангорнов спутник (звали его Чекорелло, а уж кем он там приходится Сарракешу, барон давно отчаялся понять) задумчиво заметил:
— А ведь это тебя ловят.
— Точно, — кивнул Тангорн. — Ты никак прикидываешь — не сдать ли меня в Ирапуато?
— Ты что, схренел?! Мы ж с тобой ели один хлеб!.. — Тут горец осекся, сообразив, но тона не поддержал. — Знаешь, те, внизу, всегда про нас говорят — мы, дескать, тупые, шуток не понимаем. Может, оно и так: тут люди продетые и за такую шуточку запросто могут перерезать горло... А потом, — он вдруг расплылся в хитрой улыбке (точь-в-точь дедушка, посуливший внучатам фокус с «отрыванием» большого пальца), — за твою голову все равно никто не даст пятидесяти дунганов, которые ты задолжал нашему семейству. Лучше уж я проведу тебя до города, как уговорено, и честно получу эти денежки, верно?
— Чистая правда. А задумался ты насчет обходных тропинок, нет?
— Ну... В Ирапуато теперь не сунешься, придется кругалем...
— Кругалем... Все серьезнее, чем тебе кажется. В Уахапане появились эти странные коробейники — вчетвером и увешанные оружием от головы до пяток, а в Коалькоман на три недели раньше положенного заявился сборщик налогов с альгвасилами. Теперь вот — Ирапуато... И это мне очень не нравится.
— Да-а, дела... Уахапан, Коалькоман, Ирапуато — обложили со всех сторон. Разве только...
— Если ты про дорогу на Туанохато, — отмахнулся барон. — можешь не обольщаться: там, поди, уже объявился кто-нибудь еще — вроде бродячих циркачей, который развлекают публику, навскидку гася свечки из арбалета и разрубая ятаганом подброшенную абрикосовую косточку. Но это-то как раз ладно — хуже другое. Обложили — тут ты прав — со всех сторон, и только в наш noceлок никто из них носа не кажет; с чего бы это, а?
— Может, пока просто не добрались?
— Отпадает. В этот самый Уахапан можно было добраться только через Игуатальпу, нет? Ты лучше вот что скажи — если бы такая команда заявилась к нам в поселок, сумели бы они меня поймать?
— Да ни в жисть! Ты ж нас озадачил на предмет прохожих, следили как надо. Тут хоть сотню жандармов нагони — я б все равно успел тебя вывести из поселка задами и огородами. А там горы — ищи- свищи... Ежели с ищейками — так на то есть табачок с перчиком...
— Все верно. И они это понимают не хуже нас с тобой. Ну так как?
— Ты хочешь сказать... — горец сузил глаза и стиснул рукоять кинжала так, что костяшки пальцев побелели, — ты хочешь сказать — они пронюхали, что ты в Игуатальпе?
— Наверняка. Как — сейчас уже не важно. Это первое. А второе, что мне по-настоящему не нравится — больно уж топорно они работают... Кажется, что все эти «коробейники», «ловцы разбойников» и «сборщики налогов» сплели вокруг нас нечто вроде затягивающегося невода. Но это только по виду невод: на самом деле тут цепь загонщиков, которые шумом и воплями гонят зверя на стрелков...
— Что-то я не врубаюсь...
— Это очень просто. Вот ты, к примеру, когда услыхал про жандармов в Ирапуато, первым делом о чем подумал? Правильно — про обходную горную тропку. А теперь скажи — много ли надо ума, чтобы посадить у той тропки парочку арбалетчиков в маскировочных плащах?
Чекорелло долго молчал, а потом выдавил из себя сакраментальное «Чего делать-то будем?» — официально признав тем самым Тангорна за старшего.
— Думать, — пожал плечами барон. — А главное — не делать резких движений, они ведь ждут от нас именно этого. Значит, Уахапан, Коалькоман, Ирапуато — все это не более чем «загонщики»; а теперь давай пораскинем мозгами — где они поставили настоящих «стрелков» и как мимо них проскользнуть...
«Итак, — думал он, — задача стандартная: я опять ловлю некого барона Тангорна, шатена тридцати двух лет от роду и шести футов росту, который — в дополнение к совершенно неуместной для здешних краев нордической наружности — обзавелся недавно еще и особой приметой в виде легкой хромоты... Как ни странно, задачка не так уж проста, как кажется. Где же я буду ставить на него эту самую „стрелковую цепь“? Кстати, а что она собой представляет? Ну, с этим-то как раз ясно: это — оперативники, способные его опознать (и чтоб ни-ка-ких там мордоворотов, увешанных оружием, на три полета стрелы вокруг). Барон наверняка будет переодет и загримирован, так что даже для людей, помнящих его в лицо, это непростая задача. Много ли наберется таких людей? Вряд ли больше дюжины, а скорее всего человек семь-восемь — как-никак четыре года прошло. Значит, дюжина... Разбиваем их на четыре смены (больше шести часов кряду опознаватель работать не способен — „глаз замыливается“)... М-да, негусто... Дробить эту команду совершенно бессмысленно — надо собрать их в единый кулак, в отряд „стрелков“; о том, чтобы включить часть опознавателей в состав отрядов-»загонщиков', не может быть и речи — распылив людей, мы... Тьфу!! Что-то я совсем поглупел!.. Какие, к чертям, опознаватели среди «загонщиков», если те с Тангорном заведомо не встретятся — не полный же он дурак... Да и вообще этим отрядам знать суть операции ни к чему — бродят себе по кустам, хрустя ветками, и ладно... Значит, так: годных людей — с гулькин хрен, распылять их нельзя, и сконцентрировать их всех надо... Ну конечно же!..'
— Нас будут ждать на Длинной дамбе — ее и в самом деле никак не минуешь, — объявил он по прошествии получаса несколько даже припухшему от непривычных умственных усилий Чекорелло. — А пройдем мы вот как...
— Ты рехнулся! — только и смог ответить горец, выслушав Тангорнов план.
— Мне это говорили множество раз, — развел руками барон, — так что если я и вправду сумасшедший, то очень удачливый сумасшедший... Ну так как — идешь со мною? Имей в виду: долго уговаривать не стану — одному-то мне будет легче.
— Все сходится, мессир. Люди с Приморской, 12. действительно пытались его схватить и в «Морском коньке», и потом еще раз — на площади Кастамира. Оба раза он от них уходил. В «Коньке» — четверо убитых, на Кастамира — трое заразившихся проказой; дороговато для прикрытия разовой дезинформации, на мой вкус. Фонарная, 4, — это действительно конспиративная квартира гондорской тайной стражи, а он действительно совершил на нее налет: один из сержантов—содержателей квартиры — тяжело ранен мечом в грудь, рассказ Альгали подтверждает лечащий врач. Жетон тайной стражи подлинный, почерк этого самого Аравана полностью соответствует тому, которым он сейчас строчит объяснения в полицейском управлении. А Альгали сейчас ищет вся гондорская резидентура — носом землю роют... Словом, не похоже, чтобы это была подстава.
— Почему же тогда он не появился двадцатого в «Зеленой макрели»?
— Возможно, засек у ресторана наших ребят из группы прикрытия и резонно решил, что мы нарушаем условия соглашения. Но это в лучшем случае, а в худшем — до него все-таки добрались люди Арагорна... Будем надеяться на лучшее, мессир, и ждать следующей пятницы, двадцать шестого. А прикрытие придется снять — иначе опять все сорвется.
— Верно. Но покинуть «Зеленую макрель» своими ногами он не должен...
ГЛАВА 49