так ославлены перед всем светом, теперь от худой славы не избавишься вовек — печально закончил он.
— Об этом, как правило, думают заранее. Но самое главное о нашем уговоре никто не должен знать до завтрашнего утра.
— И, даже, почтенный Майер?
— Кто это такой?
— Хозяин «Единорога».
— Завтра, он узнает обо всем первым, но только не сегодня.
— И…?
— Только вы и я…
К ним вернулся Эдвард Трактирщик со всем требуемым. Усадив, где уговорами, где силой хнычущего Пига на каменное подножие статуи Асклепия, Фома Большой и Эдвард Трактирщик навалились ему на плечи, пока Ника выправляла сломанный палец, закрепляя его между двух лучинок и обматывая длинной полоской ткани. Пиг вырывался и визжал как поросенок на бойне и двоим далеко неслабым мужчинам, стоило большого труда удержать его на месте. Широкое лицо идиота было залито слезами и кто-то, сунул ему кружку с пивом, к которой он тут же, всхлипывая, приложился. Раскрыв чепец, Ника достала оттуда несколько монет, которые сунула ему. Пиг мигом сжал их в здоровом кулаке. Завязав остальное в чепец, Ника навесила его на пеньковый пояс рясы, вместе с кружкой для подаяния и подняв посох, пошла из деревни прочь.
Она шла по дороге в монастырь, обдумывая и переживая случившееся. Вечерняя тень, вытянувшись, бежала перед ней. Из-за верхушек деревьев виднелся шпиль монастырского храма. В ветвях утомленно перекликались птицы. Сладко пахло скошенным клевером. Надсадно жужжа, мимо пролетел грузный шмель и снова со свистом, что-то пролетело мимо. Еще не успев ничего толком осознать, Ника инстинктивно отклонилась в сторону. В шероховатом стволе необъятного дуба, к которому она подходила, дрожал, вошедший в него чуть ли не по рукоять, нож. Развернувшись, Ника прижалась к дубу спиной, сжав в руке посох. Из-за деревьев у дороги, появилось трое мужчин, но когда они подошли ближе, она узнала в них тех троих подростков, которые до конца оставались на площади, утешая Пига.
— Попалась воровка, — проговорил долговязый парень с короткими темными, остриженными в кружок волосами.
— Она забрала чужое, — словно выносил приговор, зло проговорил, довольно красивый юноша с, холодными как лед, голубыми глазами.
— И еще, она сломала палец Пигу, — поспешно поддакнул самый младший из них с накинутым капюшоном, чей длинный конец, опускался ниже пояса, а по плечам лежал зубчатым воротником.
— Тебе придется ответить за все и за то, что при всех ослушалась моего отца — Фому Большого. За то, что перечила ему.
Ника внимательно глянула на парня с холодными глазами, наглой улыбкой, и длинными белокурыми волосами до плеч. Знает ли отец о пороках своего сына?
— Если ты отдашь нам деньги, мы ничего тебе не сделаем. А заупрямишься, проткнем твое брюхо ножом, а потом позабавимся. Крысиный хвост, вытащи-ка нож из дерева.
Но мальчишка замялся, неуверенно промямлив:
— Но, Джон, у нее вон какой посох и она так ловко уклонилась от ножа.
— Просто ей повезло. Чего ты боишься? Это же монашка! Разве кто-нибудь из них, сказал когда нибудь хоть словечко поперек? А эту мы проучим хорошенько, чтобы другим потаскухам из обители было не повадно капризничать и ломаться.
— Может отпустим ее, а, Джон? — неуверенно предложил остриженный в кружок парень. — Разве мы душегубы какие?
— Лари! — в досаде топнул Джон, но тут же, взяв себя в руки, заставил себя продолжать с назиданием и терпением. — Она забрала деньги Пига, сунув ему каких-то, несколько жалких монет, а это значит нашей попойки на мельнице уже не быть. Как ты не понимаешь, эти постные, сухие тетки живут за наш счет, а какой от них всех толк? Только поют да бормочут свои молитвы — и веско добавил — И разве ты не мечтаешь стать воином, а воин должен убивать, не дрогнув. Не пора ли начинать привыкать к крови, дружище? А ты, чего ждешь? Хорошего пинка?
Крысиный хвост не смело, вытирая ладони о штаны, приблизился к Нике с боку, но короткий резкий тычок концом посоха в под дых, согнул парнишку пополам. Хватая ртом воздух, он рухнул на колени, прижимая руки к животу и уткнулся лбом в землю. От второго взмаха посоха, согнулся, охнув, остриженный парень, зажав ладони меж ног и начал кататься от боли по дорожной пыли. Еще взмах и Джон схватился за, повисшую плетью, руку, злобно глядя в невозмутимое лицо монашки, опустившей свой посох.
— Честное слово, вы такие придурки! — хмыкнула Ника. — Особенно ты, гаденышь, — ткнула она посохом в голову Джона. — За свои поступки надо отвечать. Понял, нет? А тебе придется отвечать и за Пига и за этих двух пацанов, которых ты сбиваешь с толку. Правда, твой отец, кажется достойным человеком и похоже не подозревает, что ты мелкий подонок и только ради него я преподам тебе урок. То, что сейчас произойдет, просто необходимо сделать, потому что только так, ты запомнишь его.
Посохом, она подсекла ноги Джона и он неловко шлепнулся в пыль. Размахнувшись, она резко опустила посох не на зажмурившегося Джона, а на коротко стриженного парня. Посох со свистом пришелся ему по ноге, что-то хрустнуло и парень зашелся криком боли.
— Ты мечтал стать воином, но когда будешь убивать и мародерствовать, вспомни о своей боли.
Джон во все глаза испуганно смотрел на нее. Ожидание расправы сломило его упрямство.
— Страшен не сам грех, а упорство в нем, — назидательно произнесла Ника.
Снова просвистел посох и Джон взвыл, сцепив зубы. Его коленная чашечка была сломана.
— Если я узнаю, что ты продолжаешь отбирать деньги у Пига, я сломаю тебе нос и будешь ты Джоном Кривым, — пообещала ему Ника. — Если сумеете, то с помощью своего крысиного прихвостня, а он скоро оклемается, доберетесь до монастыря. Там вам помогут. А мне некогда, да и смотреть на вас с души воротит.
Когда привратница распахнула на ее стук калитку в воротах, то обычная сдержанность изменила ей.
— Помилуй, Асклепий! Да у тебя, сестра, синяк во все лицо! — ахнула она.
— Да уж, сегодня на подаяние были щедры, как никогда, — буркнула Ника и склонив голову, чтобы не смущать сестер своим видом, направилась к галереям, оставив привратницу, недоуменно смотреть ей вслед.
В келье настоятельницы не оказалось и Ника повернулась было, что бы уйти, как увидела ее саму, спешащую ей навстречу и делавшей ей знак оставаться на месте. Когда они вошли в келью и мать Петра закрыла за собой дверь, то первым делом она внимательно оглядела Нику, а увидев огромный синяк, покачала головой.
— Вижу, милая, через какое испытание пришлось тебе пройти. Я предвидела, что для тебя оно будет особенно тяжким, но таково уж оно, добровольно взятое обителью. Поверь это делается для укрепления духа и воспитания смирения в сестрах. И, вижу, смирение тебе так и не дается.
Вместо ответа, Ника отвязала от пояса чепец с деньгами и положив его на стол, бесстрастным тоном рассказала все, что с ней произошло в деревне и по дороге в монастырь. К концу ее рассказа, мать Петра вынуждена была опуститься на стул.
— Так вот к чему привело мое попустительство, — горько вздохнула она, сжав ладони. — Завтра же, я соберу капитул и приму ту суровую епитимью, которую он сочтет нужным наложить на меня. А через старосту Фому Большого и Эдварда Трактирщика попрошу прощения у всех добрых людей деревни и, особенно, у Пига. К тому же, я обсужу, с этими почтенными людьми вопрос о том, чтобы не выдавать больше Пигу денег, а снабжать его всем необходимым за счет монастыря: одеждой, обувью и пищей, которую он станет получать, ежедневно приходя в обитель. Кроме этого, он будет постоянно у нас на глазах. Ты согласна с этим решением, сестра?
— Да, — поклонилась Ника.
— И, все же, меня смущает то, не слишком ли жестоко ты поступила с мальчиками? Не спорю, они заслуживают сурового наказания за то, что обирали несчастного слабоумного, пользуясь его
