— Разве медведь в избушке обижал гостей, когда они нечаянно валились ему на голову?
— Так это гость? — отозвался озадаченный колодец.
— Ну да, да! Гость! — обрадовалась Золотинка.
— А что, от гостей всегда так воняет?
— Он больше не будет! — крикнула Золотинка.
— Не будет, — согласился голос в преисподней. — Я свернул ему шею.
— Врешь! — воскликнула Золотинка, испытывая сильнейшее побуждение броситься в колодец, чтобы уличить негодника доказательствами.
— А кто заманил меня в эту дыру? — с неподдельной яростью взревел колодец.
— Я что ли?!
— Если бы не ты, я сидел бы дома и видел сны. В этой вонючей дыре нельзя вытянуть ноги! А вчера я не умывался!
И самое ужасное, что Дракула, как свалился, так и не пикнул, даже не застонал. Не свернул ли он себе шею естественным путем, без всякой дополнительной помощи?
На счастье ужасных переговоров не слышала Фелиса — она не приходила в себя. Темные ресницы бессильно пали, на грязных щеках застыли потеки слез. Отзывчивый малый, что нянькался с девушкой, суетился, не умея помочь беде: снова он запахивал на ней плащ, поплотнее, и принимался дуть в лицо. Прикосновение Золотинки могло бы вернуть Фелису к жизни, но как оставить Дракулу?
— Поглум, милый, хороший! Подними, пожалуйста, Дракулу наверх! — она склонилась к дыре.
— Ага! — пробурчало глубокое чрево колодца. — Вот как ты заговорила!
— Неправда, я всегда к тебе хорошо относилась!
— Относилась как?
— Сказать, что я тебя люблю?
Изумление тюремщика достигло к этому времени крайней степени, потеряно ссутулившись, он с непроизвольным упорством ввертывал мизинец в ноздрю.
— Не трудись! — прогудел колодец. — И если ты посмеешь сюда упасть… О-о!
— Ладно, ты считаешь, что Маша предательница! — горячо заговорила Золотинка. — Пусть! А тот огромный, у кого лапы, как два дерева, и кто этими лапищами посадил маленькую Машу в железки, тот не предатель. Допустим. Пусть. Я согласна! — (Внизу что-то глухо закряхтело.) — Но объясни мне, Поглум… не беспокойся, не буду называть тебя милым, если это тебе так неприятно! — (Внизу нечто напоминающее кузнечные мехи вздохнуло.) — Объясни мне только, какое предательство совершил человек, что нечаянно свалился в яму, на дне которой имел неосторожность сидеть медведь? Если он и совершил преступление, оно называется иначе. Подбери другое слово!
— Пьянство? — предположил голос внизу.
— Правильно! — сказала Золотинка. — Сейчас же подними Дракулу наверх, если ты так все хорошо понимаешь. — И коварно добавила: — Я надеюсь, ты сумеешь подняться?
После некоторого промежутка голос внизу промямлил не без замешательства:
— Стоит ли возиться? Я тебе скажу, не обрадуешься. Твой приятель, видишь ли, плохо уцелел.
Лел-лел-лел… — засвиристело игривое эхо. Разинув уж было рот, Золотинка не вымолвила ни слова. Спасать Фелису? — кинула она взгляд на восковое лицо девушки, но не пошевелилась.
— А где ты вообще была? А? Где ты шлялась? Где ты шлялась, я тебе спрашиваю? — ворчливо сказал колодец.
Золотинка молчала.
— Где ты была? Могу я хотя бы знать, где ты была?
Она молчала.
— И что это вообще за люди? Кого ты с собой привела?
Но и на это тоже не последовало ответа.
— Я спрашиваю, где ты была?
— Ладно уж, сиди! — вздохнула Золотинка. — Обойдусь без тебя.
— Вот штука — теперь ей Поглум понадобился! Ха!
Она не откликнулась, и по некотором времени голос в колодце пробурчал:
— Подниму я тебе эту падаль! Поглумы дохлятины не едят.
— Осторожно, не сделай хуже! — встревожилась Золотинка.
— Хуже ему не будет.
Зашуршало, послышался скрежет когтей о камни. Сам собой раздался неплотный круг ратников и прежде всех попятился к выходу из пещеры сторож, его вовремя придержали, не давая улизнуть. Возле колодца осталась Золотинка да бездыханная Фелиса, верный дядька держал ее голову на коленях. Когда над обрезом дыры появился чуткий нос, а затем после заметного промедления выросла треугольная голова, глянула окрест умными глазками, дядька встретил это явление вполне бесстрастно, он только склонился над девушкой, заслоняя ее от страшного видения.
Укрепившись внутри колодца, Поглум поднял Дракулу и довольно небрежно швырнул на пол. Перекинувшись с живота на спину, мертвое тело дворецкого зевнуло и принялось укладываться, отыскивая положение поудобнее.
Добросовестный Поглум так и онемел. А Золотинка возмущенно выпалила:
— Я так и знала, вы, Дракула, притворяетесь как всегда!
Знала она или нет теперь это уж трудно было установить — кто мог бы уличить Золотинку в неправде?
Хилок Дракула всхрапнул, сипло потянул носом. Благостное выражение предательской рожи указывало, что падение на мохнатого медведя не произвело на дворецкого особенного впечатления.
— Поглум! — повернулась Золотинка. — Рукосил бежал и его нет. Тут такое творится! На тебя вся надежда!
— Рукосил бежал? — недоверчиво переспросил Поглум, сразу уловив главное.
— Его больше нет. Ты его не увидишь никогда! — заверила Золотинка.
— Та-ак! — протянул Поглум, расправляя грудь. — Хм! Говори еще!
— Его постигла ужасная беда! — сразу откликнулась Золотинка.
— Хорошо, — кивнул Поглум. — Еще говори.
— Он сам себя погубил.
— Та-ак…
— Он потерял свой волшебный перстень.
— Удивительные сказки ты рассказываешь!
— Разбежались слуги.
— Та-ак…
— Он обратился в дряхлую беспомощную развалину, которую никто не хочет признавать!
— Стой, подожди… Но он жив?
— Одной ногой в могиле!
— Только одной? — засомневался Поглум.
— Видишь, весь замок в руках его недругов! — Золотинка показала на ожидавших в отдалении ратников.
— Это его недруги?
— Да, они притащили сторожа как пленника.
— А Рукосила, говоришь, постигла ужасная беда?
— Ужасная!
— Та-ак! — задумался Поглум, закусив в пасти коготь.
Под эти удивительные речи очнулся Дракула, и хотя не встал, сонной своей повадке не изменил, но приоткрыл один глаз и лежал, внимательно, осмысленно вслушиваясь.
— Та-ак… — озирался Поглум, не в силах еще вместить в себя поразительные известия. — А это кто? — обнаружил он Фелису, которую придерживал, на коленях ратник.
— Это Фелиса. Она не притворяется. Просто ей стало плохо. Ты говорил ужасные вещи, и ей стало дурно. Потому что она слабенькая.
