Но тотчас замок, звякнув дужкой, отлетел в сторону Клеть распахнулась, и к пленникам ввалился Улль. Первым делом резанул веревку на запястьях Хёнира.
Локи и Один отвернулись, два аса хлопали по спинам друг друга пудовыми кулаками, глупо хохотали. Кроме: «А помнишь?», «А знаешь?» разобрать в беспорядочных возгласах приятелей было ничего невозможно.
Наконец два медведя разделились, отступив на полшага, но не выпуская плеч один одного. Первый запал поугас. Только тут Хёнир вспомнил, что он не один и кивнул Уллю.
– Ты посмотри, кто тут!
Улль помрачнел. Исподлобья глянул на перетрухнувшего Локи и стоящего в стороне Одина.
– Я-то вижу, – примериваясь, подошел к Локи поближе Локи попятился.
Кулак Улля, описав в воздухе широкую дугу с размаху въехал в подбородок аса. Из разбитой скулы брызнула кровь.
Локи пошатнулся, но промолчал, лишь сплюнув розовую слюну.
– Да ты что? – вскинулся Хёнир, перехватывая занесенную для второго удара руку приятеля. – Это же Локи, лучший друг Одина!
– Он знает, за что, – Улль рванул узел на оковах Одина и, обхватив за плечи Хёнира, повлек за собой, оставляя по-прежнему не проронившего ни слова Локи на усмотрение великого аса.
– Что все это значит, – задумчиво протянул Один, возясь с веревками Локи. Узел, намокший от слюны, набух и затянулся, а кинжал или нож Улль оставить не догадался.
– Да что с него возьмешь, – засорил Локи словами. – Дикарь, лесной охотник, кто знает, что такому взбредет в голову?
Надо было вывести прохвоста на чистую воду, но Одину не терпелось порасспросить Улла, кому принадлежит хутор среди гор и что за люди эти странные крестьяне, нападающие на путников.
В избе-пятистенке, сложенной из отесанных сосновых бревен, было душно. За столом, дубовой доской, положенной на два чурбака, сидело то ли шесть, то ли семь мужчин, разнясь по возрасту и одетых в одинаковые свитера из некрашеной шерсти. На столе, дымясь, стоял огромный котел с вареной рыбой. Улль и Хёнир, заняв правый край стола, яростно спорили, но в шуме голосов ничего нельзя было разобрать.
Остальные, отправляя в рот по целой рыбине, так что из зубастого грота являлся один голый рыбий хребет, оглушающе перекрикивали друг друга, отчего изба казалась набитой народом.
Для Одина и Локи потеснились, сунув каждому по порции, и тут же вернулись к прерванному разговору с соседом. Причем, соседом чаще всего оказывался тот, кто сидел на другом конце стола.
У печи крутила черной льняной юбкой девица лет семнадцати, ухватом извлекала из жаркого чрева котлы и, не глядя, плюхала на стол. Едоки на ее выходки помалкивали, лишь утираясь, когда горячие брызги обжигали лицо или руку.
Один отрывал от рыбешки белые гофрированные кусочки и, пожевав, незаметно сплевывал на пол, пока не догадался сунуть всю рыбину юлящей под ногами собаке. Собака заволокла добычу под стол и зачмякала. Только тут Улль поднял на Одина глаза:
– Не по нраву наше угощенье, великий?
Один был готов поклясться, что Улль в его сторону и не глянул с тех пор, как они с Локи переступили порог.
– Да ты прости, другого нет, да и рыба кончается. Это так, остатки: перехватили мои ребята подводу рыбаков, вот балуемся.
Один непроизвольно перевел взгляд на выстроившуюся шеренгу горшков и котелков. Улль понял:
– А там кору варим, шишки сосновые на муку толчем. Когда-никогда орла подстрелим – праздник!
– Да ты что несешь? – возмутился Один. – Чтобы охотник в горах шишки жевал? Какой же ты мужчина, если не можешь добыть свежего мяса?
– А это ты у приятеля спроси, – кивнул Улль в сторону Локи. – Вот он пусть нам и расскажет, куда подевалась живность, почему опустели леса и горные склоны. Он же мастер сказки рассказывать.
Один тряхнул съежившегося аса за плечо:
– Локи, с тобой говорят! Выкладывай, что за безумие охватило здешние места? И ты-то причем?
Локи сгорбился, исподлобья обвел собравшихся.
– Давай-давай, – тупой стороной стрелы подбодрил сидевший от Локи слева молодой охотник в кожушке, поеденном молью.
Локи с самого начала знал, что за люди их перехитрили. Но надеялся, Улль и асы разминутся. Не встретятся. Встретились. Значит, судьба. Локи начал издалека, надеясь, к концу рассказа злость Одина поиспарится.
Слух о самце-олене заразил Локи азартом сразу, как только бывалые охотники Миргарда проговорились о чудовищных следах, что оставлял олень копытами по первому снегу.
Локи был завзятый охотник. Стоило погоде установиться на зиму, он собрал снаряжение, запасся изрядным количеством стрел и, подмазав жиром тюленя лыжи, отправился тайком из Асгарда.
Ему повезло и, как сказать, сразу не повезло: оленя он высмотрел на третий день пути. Через редколесье бесшумно двигалась, задевая рогами стволы и ветки, темная масса. Следом за вожаком, пугливо косясь и втягивая ноздрями морозный воздух, шествовали три самки.
Локи натянул стрелу, прицелился. Но тут же опустил лук: серенький зимний день рассеял туман, тусклым золотом сверкнули рога Эйктюрнира, златорогого оленя великого Одина.
– Правда иль нет, а только говорили, что этот олень заколдованный, – продолжил Локи. – Когда-то пришел самец к небесному миру. Долог был его путь. Впали бока. Шкура свалялась и висела клочьями. Потянулся олень губами к Лерад-траве, что зеленеет круглый год, да так и замер. Века и века прошли, а златорогий олень все так же стоит, опустив голову. А с его ветвистых рогов каплет влага – всех рек то истоки.
– Но, – Локи куснул губу, – узнать-то я Эйктюрнира – узнал, да не сдержался…
– Ну? – Один ударом проломил столешницу. – Ты хочешь сказать, что убил оленя, которого асам даровали еще прародители?!
– Да нет, – прищурился Улль. – Локи промазал. А только с тех пор никто не видел в горах и козленка, как ушел из этих мест Эйктюрнир. Подземные источники вернулись в подземные русла, реки обмелели и пересохли. Живность еще мы можем напоить – растапливаем снег. А дичь ушла в долины, рассеялась по дальним землям.
Хёнир скосил глаза: всегда он ждал от Локи чего-нибудь подобного.
– И что теперь? – Один сверлил Локи взглядом. Тот угрозу в голосе великого не уловил. Воспрял:
– Ну, что теперь? Пусть люди Улля тоже спускаются в долины.
Локи не подрассчитал: парень, сидевший рядом, внезапно развернулся и врезал кулаком в зубы. Локи сверзился под стол. Собака взвизгнула, бросаясь наутек, но рыбий хвост из пасти не выпустила.
– Он еще насмешничает? – медленно привстал Улль. – Предложить охотникам и воинам смешаться с землепашцами и скотоводами? Да за кого нас принимают великие асы?
Один бы тоже взъярился. Но, как-никак, Локи – друг. Пришлось выкручиваться.
– Слово аса: не есть мне, не пить, пока не вернется дичь в горы, а волшебный олень не простит нанесенную обиду.
Охотники Улля пошептались. Выступил Улль:
– Ему, – охотник пренебрежительно махнул рукой в сторону съежившегося под столом Локи, – не поверили. В слово великого Одина поверить попробуем.
Один вскинул голову: в словах Улля была неприкрытая насмешка и желание оскорбить. В другое время дело закончилось бы потасовкой. Но Один прикинул единственный выход из избы, у которого приросли, загораживая дверь, трое вооруженных воинов, и сдержался.
– Уходим тотчас, – лишь ответил. Хёнир заторопился выбраться из-за стола.
– Останься, – Улль положил ладонь на плечо приятелю. – Что тебе с ними?
Хёнир замотал головой:
– Прости, Улль. При другом раскладе я бы, может, и остался. Но сейчас… Мы отправились в этот мир втроем, как же я могу, чтобы опасностям подвергались лишь двое?
Улль нехотя согласился:
