На том и собрались было разойтись. Но великанши, переломав неуклюжими лапищами половину кресел, не уходили, топтались, видно, тая какую-то еще каверзу.
– Ну, – первым не выдержал Один, который только-только уговорил кузнеца Асгарда научить его своему ремеслу, как деловое соглашение прервали эти тетки. – Давайте, выкладывайте, что вам еще!
Великанши, мрачно выпятив вперед квадратные подбородки, ответствовали, правда, довольно смущенно:
– Мужчин бы нам!
– Что?! – ошалели боги.
А то, – огрызнулись великанши. – Всем известно, что у нас мужчин днем с огнем не сыщешь. В Ёотунхейме лишь женского пола существа.
Великие асы от подобной наглости окаменели. Первым опомнился Локи и, махнув сотоварищам, быстро зашептал что-то. Великанши вытягивали шеи, но из-за примкнувших друг к другу спин асов вплетали лишь взрывы хохота.
Наконец боги повернулись к великаншам. Один, стараясь удержать на лице серьезное выражение и давясь смехом, изрек:
– Да будет так, юные девы! Мы вашу нужду в мужчинах понимаем и готовы вам помочь! Ступайте же на Землю – вас там ждет сюрприз!
– Пальчики оближешь! – высунулся Локи, цмокнув губами воздух и дурашливо закатывая в экстазе глаза.
Великанши подвох подозревали, но были слишком огромны и простодушны, лишь пугливо озирали хохочущий пантеон асов.
Смиренно поблагодарили. Потянулись прочь унылой вереницей, ступая вслед друг дружке.
– Ой, братцы, – Тор снизу вверх провожал великанш взглядом, – как бы не вышла наша затея боком!
– Будет тебе хныкать! – легкомысленно отмахнулся Один. – Но если уж так опасаешься, что стоит запретить смертным шляться по небесному граду?
– Пусть хоть так, – повеселел Тор.
А шутка, которую учудили боги, заключалась в том, что, уговорив Бримира и Блаина потерпеть минутную боль, из крови и косточки асов боги сотворили маленького человечка – как и просили великанши, мужчину, назвав творение своих проказливых ручек Мотсогниром.
Вышел карлик не ахти каким красавцем да и росточком чуть побольше мизинца.
– Да, – скептично покривился Один, – какой-то он недоношенный, что ли…
– Но, но, но, – карлик напыжился и покраснел. – Вот я вас, вот я покажу, кто недоношенный!
И грозил великим богам чуть заметным пальчиком.
– И характер у него склочный, – поддержал Одина Локи, прищуриваясь на Бримира и Блаина.
Блаин тут же махнул головой:
– Как хотите, но теперь пусть кто-нибудь другой выламывает себе кости, а я – пас!
Бримир поддержал:
– На ваших уродцев крови больше не дам! Начали, было, уговаривать, но, к удивлению, вмешался Мотсогнир:
– То-то, я гляжу, кровица у меня реденькая, косточки хрупкие. Знал бы, что из этих злодеев меня делать будут – ни в жизнь бы не согласился.
– Что же ты предлагаешь? – возмутился Один. – Пойми: не можем мы великаншам подсунуть такой откровенный брак!
Карлик придержал злость при себе, лишь презрительно смерив Одина взглядом. Ловко соскочил с ладони Тора на землю и, оглядевшись, зачерпнул ковшиком ладони красной глины, которой в избытке на Идавёль-поле. Шедшие последние недели дожди смыли траву и верхний слой земли, обнажив масляно блестящий пласт глины.
– Вот, – пропустил жирное месиво карлик между пальцев. – Чем не материал?
Забава понравилась. Асы, ревниво следя друг за дружкой, хватали комья глины, разминая в руках. Раскатывали в лепешки. Жали и мяли, пока глина не стала податливой и перестала липнуть к ладоням.
– Да, – Вали полюбовался на человечка, которому только-только соорудил крючковатый, нависающий над подбородком носище, огромный по сравнению с остальными частями тела, – женишок хоть куда!
– Это тебе не в тавлеи играть, – пыхтя, словно тащил тяжело груженный воз, отозвался Браги, клепая маленьких человечков с завидной скоростью.
Локи, усевшись прямо в красноватую жижу, задумчиво переминал глиняный катышек. Его движения были вкрадчивы и осторожны, словно в руках хрупкое стекло.
– Ну, что ты возишься? – окликнул приятеля Один: его творения, перевалив за десяток, выстроились неровной шеренгой перед новоявленным творцом.
– Да вот думаю, что скажут наши потомки, – отозвался Локи, щурясь в будущее. – Скажут ли спасибо за то, что мы отняли у них свободу небытия, понуждая жить, а, значит, и умирать.
– Ну, – пожал плечами Один, – не все ли равно, что скажут. И потом: раз родившись, ты все равно умрешь, то, значит, вернешься к исходной точке: небытию! И все дела! – подытожил; заумных разговоров, на которые нет-нет да тянуло Локи, Один не выносил.
– Не пора ли остановиться, а то эта мелюзга заполнит весь Асгард, – поумерил пыл приятелей Тор.
Асы, отирая об одежды перемазанные глиной руки, полюбовались на четыре десятка верещащих человечков.
– А вот я их, – спохватился Один и, сграбастав маленьких паршивцев в охапку, швырнул с небес на Землю.
– Осторожнее! – вырвалось у Вали.
А, да что им сделается? – огрызнулся Один, с любопытством поглядывая вниз: карлики, шлепнувшись о землю, тут же вскакивали и, потирая ушибленные места, бросались наутек. Брызнули горошинами – и растворились в кустарниках и подземных норках лесных мышей.
Великанши, дожидавшиеся исполнения обещания великими асами, очумело вертели неповоротливыми шеями: сюрприз удирал во все лопатки.
– Я так и знала, – сплюнула одна из женщин, – все мужчины, когда речь идет о женитьбе, ужасные трусы!
Потоптавшись на месте и погрозив асам здоровенными кулаками, великанши понуро поплелись обратно в Ётунхейм: предстояло объяснить подругам, что женишков придется еще поймать.
Ничего из того, что произошло при сотворении мира на самом деле, конечно, в сбивчивом рассказе Старой Ханы не было. А были, смешавшись с легендами, видения о великих йотунах и их потомках – мудрых и справедливых асах и о предназначении вёльвы, вынужденной через века тащить на своих плечах бремя горестей и несчастий, выпавших на долю миров. Где тут быль, а где выдумка? В мифах и сказаниях провидцев живет история, всякий толкует ее на свой лад, И смутные времена, когда разум спал, а боги и люди были заняты взаимным уничтожением и отрицанием, порождали сияющие провалы во времени, и тогда Старая Хана толковала события по своему разумению.
И старуха, перебираясь сквозь переплетения разрозненных событий и фактов, как перебирается человек сквозь ползущие заросли кустарников, повествовала о том, что видела внутренним взором. Она была честна по отношению к тому, что помнила или придумала, а можно ли требовать от человека большего?
Но девушка поверила Старой Хане, потому что ее история озарялась слепой и неистовой верой в свое предназначение, а истина освещалась долгом, который не выполнить никому иному.
– Я согласна, – прошептала ночная гостья ведуньи, вставая.
А Хана, все еще погруженная в воспоминания, пропустила тот момент, когда время стронулось и, качнувшись, восстановила привычный ход вперед.
И тотчас хижина старухи наполнилась едким дымком, вкрадчиво вползшим сквозь неприметные глазу щели.
Хана знала, что люди струсят открытого выпада. Так и случилось: никто из селян не рискнул преступить порог, хоть дверь, вот, отперта. Но человечество ловко прибегает к уловкам тогда, когда впереди маячит
