Но лорду Райленду она, конечно же, ни в чем не признается. Если только он не пригрозит лишением возможности регулярно наслаждаться купанием. В таком случае ради того, чтобы в любое время иметь доступ к этому божественному удовольствию, она готова поступиться своей гордостью. А чем еще она согласилась бы пожертвовать, если он потребует?
Вообще он не произвел на нее впечатления, такого уж мстительного и коварного человека… Несмотря на то, что перекупил дом, в котором находилась ее мастерская, и соврал насчет стража, якобы стоящего у задней двери. Как-никак на тот момент они были совершенно незнакомы и, направляясь к ней, он не знал, как она себя поведет. Ему было необходимо какое-то средство воздействия на тот случай, если она окажется слишком упрямой. И такой она, в сущности, и предстала перед ним. Оглядываясь сейчас назад, Кэролайн не могла не признать, что на месте лорда Райленда она, вероятно, поступила бы точно так же.
Просто удивительно, как пребывание в ванне, наполненной горячей водой, меняет взгляд на мир. А также на мужчин, этот мир населяющих. Хотя дело, конечно же, не в ванне. Она увидела лорда Райленда в совершенно ином свете, когда он опустился перед Фионой на карточки, а потом терпеливо ждал, протягивая ей руку. Во всем этом было столько сочувствия и понимания, причем действия герцога – по крайней мере со стороны – казались вполне естественными и непринужденными.
Симона утверждает, что Маккензи, которого она с легкостью называет по имени, Дрейтоном, совсем не такой, каким кажется на первый взгляд, что под его, как она выражается, «позерством» скрывается совершенно нормальный человек. Кэролайн усмехнулась. Она как раз хотела выяснить у Симоны, что та понимает под словом «нормальный», когда доставили поднос с едой и сестра тотчас же вознесла лорда Райленда чуть ли не до уровня святого.
Конечно, с его стороны вполне логично было предположить, что две младшие подопечные ужасно хотят есть, однако то, что он сразу же позаботился об этом, свидетельствовало о присущих ему чуткости и внимании. В общем, в ее восприятии лорд Райленд мало-помалу становился все более сносным человеком.
Хорошо это или плохо?
По правде говоря, будь он чудовищем, то, дыша в ухо, вряд ли вверг бы ее тело в сладостный трепет. И конечно же, не заставил бы со вздохом вспоминать этот момент, гадая, повторится ли он еще раз. А если повторится, то как скоро? И может быть, тогда уха коснется не только его дыхание, но и губы?
Это было бы просто чудесно, изумительно, божественно…
А еще это было бы нарушением всяких норм!
Помахав ладонями на разгоряченные щеки, Кэролайн села в ванне и протянула руку за бруском сандалового мыла.
Изготовленное во Франции и обладающее бесподобным запахом, оно обошлось ей в немалую сумму. О своем расточительстве она пожалела буквально сразу же, едва покинула магазин, однако возвращаться обратно, чтобы вернуть покупку и забрать деньги, на чем настаивал здравый смысл, не стала. Вместо этого, придя домой, она убрала мыло подальше – до особого случая. Но в течение двух лет еще ни одно событие, на ее взгляд, не соответствовало этому определению. До сегодняшнего дня.
Что ж, если Дрейтону Маккензи так хочется, она готова пойти ему навстречу. Она согласится делать все необходимое для того, чтобы превратиться в настоящую леди. А еще позаботится о том, чтобы Симона и Фиона получили надлежащее воспитание и образование, чтобы у них было все, что нужно, все, чего они захотят. Она поступится собственной гордостью ради того будущего, какого желала ей мать, и если потребуется, даже согласится рассмотреть возможные предложения выйти замуж.
Вымывшись и ополоснувшись чистой водой, Кэролайн вылезла из ванны и завернулась в простыню, пахнущую солнцем и лавандой. После чего, смеясь, позвала Фиону, чтобы та смогла совершить почетный ритуал: выдернуть пробку из сливного отверстия.
Однако отклика не последовало.
Кэролайн несколько встревожилась. После купания обе девочки надели ее пусть не новые, но чистые сорочки, и она пообещала, что, помывшись, на скорую руку соорудит им наряды из своих вещей – с тем, чтобы выйти к ужину в приличном виде. Неужели они покинули номер прямо в том, что на них было?
Придерживая мокрую простыню, Кэролайн поспешила к двери в комнату сестер.
Нет, они, слава Богу, на месте. Как и четверть часа назад, когда она их оставила, обе лежали на кровати, а между ними по-прежнему стояла тарелка, на которой раньше лежали сыр и хлеб. Только теперь эта тарелка была пуста, а сами девочки, растянувшись поверх одеяла, спали крепким сном, посапывая, точно щенята.
Кэролайн смотрела на сестер, и вместо тревоги ее сердце теперь наполняло чувство нежности и гордости. Какие они обе красивые! Такие разные, но в то же время очень похожие в своем восприятии столь внезапных и чудесных перемен, произошедших в жизни. Фиона пока не произнесла ни единого слова, однако она улыбалась, когда ей мыли голову, и только раз вздрогнула при расчесывании – должно быть, первом за бог знает какой срок! А потом, облаченная в сорочку, она с радостным видом расхаживала по комнате – так, словно на ней было бальное платье, усыпанное жемчугами и бриллиантами.
А Симона… Эта девочка, которая так умело машет кулаками, а своим лексиконом способна вогнать в краску даже матросов, охотно поддержала игру младшей сестры и, приподнимая пальчиками подол сорочки, старательно приседала в реверансах.
И вот теперь они крепко спят – чистые, обогретые, сытые. Да вознаградят лорда Райленда небеса за то, что он выдернул девочек из того ада, в котором протекала их жизнь! А она со своей стороны постарается сделать все, чтобы он не пожалел об этом.
Дрейтон взглянул на циферблат и со вздохом вернул часы обратно в карман.
– Откупорить еще бутылку, ваша светлость? – поинтересовался слуга.
– А что, эта уже пуста? – спросил он и, приподняв бокал, посмотрел сквозь рубиновую жидкость на пляшущие в камине языки пламени.
– Именно так, ваша светлость.
Н-да… Либо вино испарилось, либо он провел в ожидании куда больше времени, чем ему кажется. Однако странно, что он не ощущает особого эффекта, опорожнив целую бутылку. Это как-то необычно…
