ситуации все может иметь потаенный смысл, двойное дно, нехороший подтекст. Особенно если учесть, что у региональных оперов в последнее время к этому заведению появился устойчивый интерес. Нет, никакой конкретики пока что, но если учесть, что духан — идеальное место для явки… Здесь можно незаметно, не вызывая ни малейших подозрений, встречаться со связниками, что-то передавать через персонал — от шифровок до взрывчатки. Деталей Кареев не знал, не успел за текущими хлопотами еще и ими поинтересоваться, поскольку к его главной задаче это не относилось, но отметил для себя: опера местные что-то почуяли. На след еще не наткнулись, но возможное присутствие дичи не исключают, так что в ближайшее время весь персонал духана с владельцем во главе попадет в плотную разработку.
Кареев все еще разглядывал беззаботную публику — чем не мог вызвать ни у одной живой души и малейшего подозрения. Подумаешь, мент постовой таращится от скуки или из повышенной бдительности…
Он попытался определить, где именно среди наворачивавшей всякие вкусности публики разместились четверо оперов, которые, по раскладу, пятнадцать минут назад должны были прибыть со стороны Геленджика на неприметной легковушке. И, разумеется, ни единого не смог высмотреть с уверенностью. Ну да, оперов послали хороших, и значит, даже профессионал беглым взглядом не выцепит. Тот, кто выглядит слегка подозрительно, на самом деле окажется ни при чем, сто процентов, а хваткие опера как раз среди самых на вид благонадежных.
Кареев повернулся и, заложив руки за спину, неспешно побрел к посту. Времени оставалось достаточно. Понемногу подступал привычный, устоявшийся азарт, то особое состояние, что известно только
Неужели встретимся? Товарищ шейх, ваше преосвященство, или как вас там? Шейх, конечно, липовый: как неопровержимо установлено, в Мекке Абу-Нидаль не бывал отроду, так что прав на почетное звание «хаджи» не имеет ни малейших. Зато тюрьмы в своем далеком отечестве посещал не единожды — всякий раз, естественно, помимо желания. Любая заварушка манит авантюристов, как мух на мед, не раз уже случалось во времена последних кавказских кампаний, что объявлялись из-за кордона, мягко выражаясь, экзотические элементы. Наворотив дел у себя дома, парочку сроков оттянув — причем по статьям, заставляющим брезгливо морщиться уркаганов в тамошнем законе, — этакий персонаж объявляется в редеющих рядах «борцов за свободу», без тени смущения расхаживает с зеленой повязкой на головном уборе, именуя себя «хаджи» и с важным видом толкуя Коран, который в жизни не открывал. Многие верят, да преисполняются почтением к импортному шейху, улему драному — отчего последнему порой проистекает вполне реальная материальная выгода. Хватает подобной публики. Абу-Нидаль как раз из таких.
Вот только то, что он авантюрист и самозванец, не делает его менее опасным ни на самую капельку. Поскольку умен, хитер, крови не боится и обосновался здесь надолго.
Время, время… Кареев огляделся.
«Газель», как ей и полагается, выглядела заброшенной, без единого пассажира. Снайпера высмотреть было, понятное дело, невозможно. Затесавшиеся в курортную публику опера знать о себе, конечно же, не давали. «Табор» старательно демонстрировал свою абсолютную непричастность к серьезным делам: двое так и дремали, якобы на солнышке, Доронин с блаженным видом присосался к полуторалитровому баллону с яркой этикеткой популярного пива (на самом деле там был не особенно крепкий чай). Уланов, безмятежно бряцая по струнам и конкурируя с музыкой из духана, с наигранной хрипотцой и неподдельным чувством громыхал:
Смешно, но именно эти строфы Карееву очень понравились: в них была своя сермяжная правда, сделать бы так, чтобы правдочка эта всегда срабатывала касательно клиентов.
Рация в нагрудном кармане бушлата требовательно засвиристела. Не было нужды в напоминаниях, он и сам знал, что время пришло, пора. Действия расписаны и просчитаны: Абу-Нидаля и его спутников следует брать прямо в машине, глушить и ломать с ходу, не дав времени схватиться за оружие. Они не должны ничего заподозрить, на протяжении пути их останавливали уже не раз, с чего бы шейху и его подельникам опасаться именно этого поста? Они не намерены ввязываться ни в какие схватки, поскольку, по сообщению агента, везут в Краснодар некий чрезвычайно важный груз, так что будут вести себя тишайше, благонамереннейше…
А вот ему самому следует незамедлительно скрыться с глаз долой. Не стоит недооценивать иные заграничные конторы, с коими, малому дитятке известно, и Накир, и Абу-Нидаль повязаны теснейшим образом. Вполне может оказаться, что персона генерала Кареева уже красуется на снимках, имеющихся в распоряжении упомянутых заграничных контор. Причем, что особенно досадно, утечка могла произойти не в результате пронырливости откровенно вражеских резидентов, а из-за того, что иные бывшие свои — сейчас стопроцентные чужие, взять, к примеру, генерала Гамкрелидзе, и они, стремясь поскорее вписаться в обслугу новых хозяев, сдают все, чем богаты… Но кто же знал прежде, что именно так обернется? И ничего тут не поделать.
Размашистыми шагами Кареев направился к зданию, вошел внутрь и, когда к нему обернулись и оба радиста, и сидевший в углу местный майор из оперов, распорядился сухо, четко, без тени суеты или возбуждения:
— Все. Работаем.
Майор вынул рацию, а радистам особо трудиться не пришлось, достаточно было произнести в маленькие черные микрофончики, располагавшиеся у губ на гнутых стебельках, необходимые слова. Точнее, одно единственное слово:
— Бульдозер!
И коротко, и достаточно специфично, не спутаешь…
Ну, вот и все, ребята!
Возле «газели», как чертик из коробочки, объявился ничем не примечательный шоферюга средних лет, с грохотом поднял капот и принялся копаться в моторе — где у него, невидимый окружающему миру, помещался под рукой автомат «Каштан» с глушителем. Те, что укрывались в кузове, разумеется, так там и остались, но были наготове. Где-то там, наверху, изготовился снайпер. За полкилометра отсюда пилот вертолета запустил двигатель, и лопасти медленно сделали пару первых оборотов. Мобильные группы прекратили движение и съехали на обочину в ожидании дальнейших распоряжений.
В «таборе» никаких особенных изменений не произошло — разве что Доронин завинтил пробочку и, отставив бутылку, повернулся лицом к дороге, а Уланов лениво положил гитару рядом с собой и словно бы мимолетно коснулся пальцами полы бушлата. Двое якобы дремавших неторопливо потянулись и, все так же лежа, чуточку переменили позы — чтобы оказаться в положении, из которого можно мгновенным рывком взметнуться на ноги.
Кареев ничего этого не видел — он стоял у окна и смотрел на дорогу. Бежевый «москвич», фура немецкого производства, синяя «восьмерка»… Посторонних мыслей в этот момент иметь вроде бы не полагается, но в подсознании у него все же сидела занозочка: одного из пожирателей шашлыков он, несомненно, видел раньше и давненько, причем знакомство было тесное. В розыске он не числится, к отлову не предназначен, иначе Кареев сейчас не гадал бы, а в момент вспомнил, с кем столкнулся. И тем не менее… Определенно пересекались давненько тому, причем по
Стамбульский связной? Уже теплее, теплее, ситуация была такая, что не с оружием связана, а именно с безоружной гнусью… Так-так-так… Джинн… покойничек Джинн и все сопутствующее… Крамаренко? Да нет, при чем тут Крамаренко, тот с оружием был…
И тут же думать о постороннем стало совершенно уж некогда — на дороге показалась белая «шестерка»
