Дело об опеке

госпожой д'Эспар.

— Но, дядя, ведь госпожа Жанрено уродлива!

— Сила обольщения иногда усугубляется уродством, — возразил следователь, — это старая истина. Впрочем, возможны и последствия оспы, не так ли, доктор? Однако продолжаем:

«В 1815 году, чтобы располагать деньгами, необходимыми для удовлетворения этих двух лиц, г-н маркиз д'Эспар переехал с обоими сыновьями на улицу Монтань-Сент-Женевьев, в жалкий дом, недостойный ни его имени, ни его положения (Всякий живет, как хочет!), где и воспитывает своих сыновей — графа Клемана д'Эспара и виконта Камилла д'Эспара — в обстановке, не соответствующей ни их будущему положению, ни их происхождению, ни их состоянию, и нередко г-н д'Эспар испытывает такой недостаток в средствах, что недавно, например, домовладелец г-н Мариаст описал его обстановку, причем, когда эта мера воздействия приводилась в исполнение, то присутствовавший при этом маркиз д'Эспар сам помогал судебному приставу, обращался с ним как с дворянином, оказывая ему всяческие знаки уважения и внимания, кои подобает оказывать лишь вышестоящему лицу…»

Тут дядя и племянник взглянули друг на друга и рассмеялись.

«Кроме того, и прочие поступки г-на д'Эспара, помимо приводимых фактов в отношении вдовы Жанрено и г-на барона Жанрено, ее сына, носят печать безумия: вот уже скоро десять лег, как он так увлечен изучением Китая, его обычаев, нравов, его истории, что все воспринимает на китайский лад; когда с ним беседуют на эту тему, он путает дела наших дней, недавние факты с событиями китайской истории; он осуждает мероприятия правительства и поведение короля (хотя лично предан ему), сравнивая их с китайской политикой.

Эта мания толкнула маркиза д'Эспара на поступки, лишенные всякого смысла; так, вопреки привычкам, свойственным лицам его положения, и вопреки его собственным взглядам на обязанности дворянства, он открыл коммерческое предприятие, из-за чего ежедневно подписывает краткосрочные обязательства, кои ныне уже угрожают его чести и состоянию, поскольку они связаны со званием негоцианта, а в случае неуплаты он может быть объявлен несостоятельным должником; обязательства его перед торговцами бумагой, типографами, литографами и художниками, которые снабжают его материалами, необходимыми для издаваемой им «Живописной истории Китая», выходящей отдельными выпусками, так значительны, что сами поставщики, дабы спасти свои капиталы, умоляли просительницу ходатайствовать об учреждении опеки над маркизом д'Эспаром…»

— Да это сумасшедший! — воскликнул Бьяншон.

— Ты так полагаешь? — переспросил судья. — Надо поговорить с ним самим. Кто слышал только припев, тот еще не знает песни.

— Но мне сдается… — начал было Бьяншон.

— Но мне сдается, — перебил его Попино, — что, пожелай кто из моих родичей завладеть моим имуществом и не будь я судьей, нормальное состояние которого ежедневно могут засвидетельствовать его товарищи по работе, а будь я герцогом или пэром, то всякий крючкотвор-стряпчий вроде Дероша мог бы возбудить подобное же дело против меня.

«Воспитание детей пострадало от этой мании; так, вопреки всей системе образования, принятой у нас, он заставляет их изучать китайскую историю, заставляет их твердить китайскую грамоту, что противно догматам католической церкви…»

— Вот тут Дерош, по-моему, перехватил, — сказал Бьяншон.

— Прошение составлено его первым письмоводителем Годешалем, а для него, как тебе известно, всякая наука — китайская грамота.

«Часто дети страдают от отсутствия самого необходимого; просительнице, несмотря на настоятельные ее мольбы, разрешается видеться с ними только раз в год; зная, каким они подвергаются лишениям, она тщетно пыталась предоставить им самое необходимое для существования…»

— Ах, госпожа маркиза, что за комедия! Кто слишком много доказывает, тот не докажет ничего. Милый мой, — сказал следователь, положив папку на колени, — виданное ли это дело, чтобы сердце, ум, нутро не подсказали матери действий, которые ей должен внушить простой животный инстинкт любви к ребенку? Мать с такой же хитростью будет добиваться встречи с детьми, как девушка — свидания с возлюбленным. Пожелай твоя маркиза накормить или одеть своих сыновей, сам сатана не остановил бы ее. Разве не так? Все тут белыми нитками шито, меня не проведешь, я старый воробей! Читаем дальше!

«Возраст означенных детей требует немедленного принятия мер, дабы избавить их от пагубных следствий такого воспитания, обеспечить их всем, согласно их званию, и оберечь от дурного примера, подаваемого им отцом.

В подтверждение вышеизложенных фактов имеются доказательства, в истинности которых суд легко может убедиться. Неоднократно г-н д'Эспар называл мирового судью Двенадцатого округа мандарином третьего класса, а преподавателей коллежа Генриха IV — мудрецами. (Нашли на что обижаться!) Упоминая о самых обычных вещах, заявлял, что в Китае так не делается; если же разговор хотя бы вскользь касался г-жи Жанрено или событий времен царствования Людовика XIV, он впадал в черную меланхолию; нередко он воображает себя в Китае. Многие из его соседей, как-то: г-да Эдм Беккер, студент-медик, и Жан-Батист Фремио, преподаватель, проживающие в том же доме, — после знакомства с маркизом д'Эспаром стали полагать, что его маниакальное пристрастие к Китаю искусственно возбуждается бароном Жанрено и его матерью, вдовой Жанрено, ставящими себе целью добиться полного ослабления умственных способностей маркиза д'Эспара, принимая во внимание, что единственная услуга, оказываемая г-ну д'Эспару г-жой Жанрено, заключается в собирании для него вещей, относящихся к Китаю.

Наконец, просительница берется доказать суду, что на г-на и г-жу Жанрено с 1814 по 1828 год истрачено не менее миллиона франков.

В подтверждение вышеизложенного просительница предлагает господину председателю воспользоваться свидетельством лиц, кои постоянно встречаются с маркизом д'Эспаром и чьи имена и звания приведены ниже; многие из них настаивают на опеке над г-ном маркизом д'Эспаром, как на единственном способе уберечь его имущество от растраты, а детей — от пагубного влияния.

Принимая во внимание все вышеизложенное, а также прилагаемые при сем документы и считая, что вышеперечисленные факты с очевидностью доказывают состояние невменяемости и слабоумия вышеназванного г-на маркиза д'Эспара (звание, местожительство и обстоятельства жизни коего указаны), просительница ходатайствует, господин председатель, о том, чтобы в целях назначения опеки над г-ном д'Эспаром настоящее прошение с прилагаемыми к нему документами было по вашему распоряжению препровождено королевскому прокурору, а кому-либо из следователей было поручено представить в назначенный вами день материалы дознания, на основании коих суд вынесет соответствующее постановление».

— А вот и приказ председателя, поручающий это дело мне. Ну, что же надобно от меня маркизе д'Эспар? Я уже все знаю. Завтра я пойду со своим протоколистом к маркизу, потому что все это мне кажется маловразумительным.

— Послушайте, дорогой дядя, я никогда не обращался к вам как к следователю с просьбой об услугах. Так вот, я прошу вас о любезности, госпожа д'Эспар этого заслуживает. Если бы она пришла к вам, вы бы ее выслушали?

— Да.

— Ну так выслушайте ее у нее на дому: госпожа д'Эспар болезненная, нервная, изнеженная женщина, ей станет дурно в вашем логове. Подите к ней вечером и не принимайте ее приглашения на обед, раз закон запрещает вам пить и есть у подсудных вам лиц.

— А закон не запрещает врачам получать наследство после умерших пациентов? — съязвил Попино, которому показалось, будто племянник иронически улыбается.

— Послушайте, дядя, исполните мою просьбу, хотя бы для того, чтобы узнать правду. Вы придете к ней как следователь, желающий выяснить обстоятельства дела. Черт возьми! Допросить маркизу не менее важно, чем ее мужа.

— Ты прав, — согласился Попино, — чего доброго, она сама окажется не в своем уме. Пойду!

— Я заеду за вами; отметьте у себя в записной книжке: «Завтра вечером, в девять часов, зван к г-же д'Эспар». Вот и чудесно, — прибавил Бьяншон, видя, что Попино записал предстоящий визит.