умерщвления человека — убийства, казни, ритуальные жертвоприношения. У него нашли даже несколько весьма дорогих энциклопедий по этому вопросу плюс сотни статей, тщательно вырезанных из журналов и подшитых в строгом порядке.
— И как он это все объяснил?
— Сказал, что у него научный интерес к данной теме. Айзенменгер подумал, что интерес Билрота скорее проистекал из его одержимости, нежели наоборот, но решил оставить свои мысли при себе.
— Тем не менее этот факт не может не вызывать подозрений, — лишь заметил он сухо.
Но Джонсон продолжал стоять на своем:
— Он не делал этого, я знаю. Я это чувствую. Ведь и вы в глубине души считаете так же, сознайтесь?
Айзенменгер постарался определить, что именно он чувствует в этой связи, и пожал плечами:
— Возможно.
Елене Флеминг, похоже, надоели общие рассуждения, и она обратилась к Айзенменгеру с конкретным вопросом:
— Так как насчет заключения об аутопсии? Вы прочитали его? Каково ваше мнение?
Порывшись в портфеле, Айзенменгер достал заключение.
— По моему мнению, оно слишком тонкое.
Он положил листы на стол, частично накрыв ими белые и коричневые трубочки сахара, торчавшие из стеклянной вазы.
— Вот как?
У Елены был такой тон, будто она заплатила за консультацию втридорога, а ответа так и не получила.
Джонсон взял заключение в руки и пробежал взглядом по страницам, Елена же тем временем спросила:
— Что значит «тонкое»?
— Это значит, что в наше время заключения судмедэкспертов, как правило, толстые, объемистые, изложены сухим языком и весьма педантично, а главное, подчеркивают необходимость приостановки судебного разбирательства до выяснения всех обстоятельств. В данном случае мы не видим ничего подобного.
— Но разве плохо, если заключение составлено четко и ясно?
Айзенменгер, поколебавшись, заметил:
— Это зависит от того, насколько ясно само дело.
— Вот именно, — подтвердил Джонсон, протягивая Айзенменгеру заключение. — Если согласиться с постановлением суда, тогда все в порядке, если же поставить его под сомнение, то и заключение начинает вызывать вопросы.
— Вы не обнаружили таких мест, где просматриваются какие-либо нарушения стандартной процедуры или где выводы патологоанатома не подкреплены фактами?
— Да, и притом несколько.
Елена Флеминг вытащила записную книжку и ручку.
— Я слушаю вас.
Что-то в том, как она держалась, настораживало Айзенменгера, но он не мог определить, что именно. Он положил заключение на стол и указал на первую страницу.
— Для начала несколько общих замечаний о вскрытии. Результаты внешнего осмотра изложены, мягко говоря, очень скупо. Полстраницы для этого недостаточно. Да, в заключении отмечен след от веревки на шее; написано, что он глубже спереди и постепенно уменьшается, сходя на нет в том месте, где позади нижней челюсти был завязан узел. Но никакие другие следы на теле, кроме повреждений половых органов, в заключении не упомянуты.
— Но, может быть, их и не было? — нахмурилась Елена.
— Нет, были. Они есть всегда и у всех. Даже у вас. Чуть видимый рассасывающийся синяк на локте, которым вы ударились о шкаф на прошлой неделе, ранка от заусенца, который вы откусили вчера, пятно на ноге, на которую вам наступили сегодня утром в автобусе.
— Возможно, он счел, что они не заслуживают внимания.
Айзенменгер покачал головой. Зазвучали аккорды Бетховена, проникая в подсознание слушателей.
— Судить о том, заслуживают они внимания или нет, не дело эксперта. Он должен
— Кстати, он ничего не написал о ее ногтях, — вмешался Джонсон.
Замечание сержанта удивило Айзенменгера. Ему-то откуда об этом известно?
— А что такое с ногтями? — спросила Елена.
Джонсон принялся объяснять ей, какие следы остаются под ногтями, когда женщина оказывает сопротивление насильнику, а Айзенменгер тем временем гадал, с какой стати Елена вообще задает такие вопросы. Записывая слова Джонсона, она наморщила лоб и чуть приоткрыла рот. Губы женщины слегка блестели, и Айзенменгер подумал, не пользуется ли она для этого каким-нибудь специальным средством. Да нет, вряд ли. В ее возрасте… Сколько ей — тридцать два? Тридцать три?
Его гипоталамус, который уже некоторое время нашептывал что-то своему хозяину, принялся мурлыкать легкомысленную песенку.
— Вы упомянули половые органы, — закончив с Джонсоном, обратилась Елена к Айзенменгеру. Его подсознание тут же принялось похотливо потирать ладошки, услышав эти слова из уст красивой молодой женщины, в то время как «сверх-я» сурово упрекнуло в том, что он ведет себя как гиперсексуальный мальчишка.
— При изнасиловании травма наружных половых органов почти неизбежна. Насколько серьезной она окажется, зависит от того, насколько упорно сопротивляется женщина. Никакой травмы она не получит разве что в том случае, если будет находиться в наркотическом трансе.
— Но токсикологи говорят, что Экснер как раз находилась под действием наркотиков, — заметил Джонсон.
— Да, мидазолама. Наркотик, который используют, чтобы одурманить девушку во время свидания.
— А каково действие мидазолама? — спросила Елена, почувствовав, что постепенно теряет нить разговора.
— Он относится к обычным транквилизаторам наподобие валиума и оказывает примерно такое же действие, только более сильное. Человек, принявший дозу мидазолама, расслабляется, с трудом соображает, утрачивает контроль над собой, а главное, практически полностью теряет память. Если вы хотите изнасиловать кого-нибудь, то лучшего средства вам не сыскать.
— Но ведь Тим Билрот как раз и был осужден за изнасилование с применением наркотиков. Это лишь подкрепляет версию Уортон.
— Я думаю, — произнес Джонсон, — доктор Айзенменгер имеет в виду, что если бы Билрот дал ей мидазолам, то у нее не были бы повреждены половые органы, — она попросту не смогла бы оказать сопротивление.
Елена нахмурилась, и Айзенменгер залюбовался складкой, образовавшейся у нее между бровей. Где-то в мозгу доктора забил источник приятных эмоций. Подошла официантка и, похоже, расстроилась при виде того, как плохо гости пьют их божественный нектар.
— Но тогда отсутствие каких-либо следов на теле и постороннего материала под ногтями жертвы ничего не доказывает, — сказала Елена.
— Не в этом дело, — отозвался Айзенменгер. — Дело в том, что это вообще не было упомянуто в заключении.
— Значит, он провел вскрытие кое-как! — наконец-то догадалась она.
Источник бил все сильнее, теплота разливалась по всему телу. Но доктор, насколько мог, старался не отвлекаться от темы разговора.