качество взаимно исключают друг друга для сознания в «Фи»-системах, то мы могли бы установить условия раздражения неврозов.
То, что мы говорили до сих пор о конструкции чувствующего конца психического аппарата, не имело отношения к сновидению и к выводимым из него психологическим данным. Для уяснения же характера другой части психического аппарата сновидение может послужить нам источником доказательств. Мы видели, что не можем объяснить образование сновидения без допущения наличия двух психических инстанций, из которых одна подвергает деятельность другой строгой критике, результатом чего и служит недопущение в сознание.
Критикующая инстанция, говорили мы, ближе соприкасается с сознанием, чем критикуемая. Она, точно ширма, стоит между последней и сознанием. Мы нашли, далее, основание отождествить критикующую инстанцию с тем, что направляет нашу бодрствующую жизнь и обусловливает нашу свободную, сознательную деятельность. Если мы эти инстанции заменим в духе нашей гипотезы системами, то благодаря только что упомянутому заключению критикующая система отодвинется к моторному концу. Занесем обе эти системы в нашу схему и выразим их наименованиями их отношение к сознанию.
Последнюю из систем на моторном конце мы называем предсознательной, чтобы указать на то, что процессы раздражения в ней без всякой дальнейшей задержки могут доходить до сознания, если удовлетворены помимо этого еще некоторые условия, например, достижение известной степени интенсивности, некоторое распределение той функции, которая именуется вниманием и т.п. Это одновременно и та система, в руках которой имеется ключ к произвольной моторности. Систему позади нее мы называем бессознательной, так как она не имеет другого доступа к сознанию, кроме как через посредство предсознательной; при этом прохождении ее процессу раздражения приходится претерпевать различного рода изменения.
К какой же из этих систем отнесем мы образование сновидений? Простоты ради отнесем ее к системе Бзс. В дальнейшем изложении мы увидим, правда, что это не совсем правильно, что образование сновидений вынуждено соприкасаться с мыслями, относящимися к системе предсознательного. Говоря о желании сновидения, мы увидим, однако, что движущая сила сновидения исходит из системы Бзс. Ввиду именно этого мы и берем исходным пунктом сновидения бессознательную систему. Это возбуждение сновидения, подобно всем другим раздражениям, обнаруживает стремление проникнуть в систему Прс., а оттуда проложить путь и в сознание.
Наблюдения показывают, что днем путь, ведущий из предсознательного в сознание, закрыт для мыслей, скрывающихся за сновидением, благодаря цензуре сопротивления. Ночью же они прокладывают себе путь к сознанию. Возникает, однако, вопрос, каким образом и вследствие какого их изменения? Если это происходило бы вследствие того, что ночью ослабевает сопротивление, которое находится на границе бессознательного и предсознательного, то мы получали бы сновидения в материале наших представлений, которые не носили бы интересующего нас галлюцинаторного характера.
Ослабление цензуры между системами Бзс. и Прс. могло бы объяснить, следовательно, образование лишь таких сновидений, как «автодидаскер», но отнюдь, например, не сновидение о горящем ребенке, которое мы поставили в начале этой главы, как отражающее основную проблему.
То, что происходит в галлюцинаторном сновидении, мы можем выразить только следующим образом. Раздражение протекает обратным путем. Вместо моторного конца аппарата оно устремляется к чувствующему и достигает наконец системы восприятии. Если направление, по которому протекает в бодрствующем состоянии психический процесс из бессознательного, мы назовем про-гредиентным, то характер сновидения мы должны будем назвать регредиентным.
Эта регрессия является, безусловно, одной из важнейших психологических особенностей процесса сновидения; но мы не должны все же забывать, что она свойственна не только сновидению. Намеренное воспоминание и другие частичные процессы нашего нормального мышления соответствуют обратному отодвиганию какого-либо сложного акта представлений к сырому материалу воспоминаний, лежащих в его основе. В бодрствующем состоянии, однако, это образное отодвигание никогда не идет дальше воспоминаний, оно не может вызвать галлюцинаторного оживления воспринятых образов. Почему же в сновидении дело обстоит иначе? Когда мы говорили о процессе сгущения в сновидении, мы не могли избегнуть предположения, что интенсивность отдельных представлений благодаря деятельности сновидения переносится с одного на другое. По всей вероятности, это изменение психического процесса и дает возможность занять систему В вплоть до полной чувственной живости в обратном направлении.
Я надеюсь, что мы далеки от того, чтобы заблуждаться относительно значения этих положений. Мы ограничились только тем, что дали наименование необъяснимому явлению. Мы говорили о регрессии, когда в сновидении представление превращается обратно в чувственный образ, из которого оно когда-то составилось. Но к чему наименование, когда оно ничего не разъясняет? Я полагаю, однако, что название «регрессия» оказывает нам пользу постольку, поскольку оно связывает известный нам факт со схемой душевного аппарата, имеющего определенное направление.
Эта схема разъясняет нам еще одну особенность образования сновидений. Если процесс сновидения рассматривать как регрессию внутри предположенного нами душевного аппарата, то становится понятным тот эмпирически установленный факт, что все соотношения мыслей исчезают при деятельности сновидения или же находят себе лишь неотчетливое, смутное выражение. Эти соотношения содержатся не в первых системах Р нашей схемы, а в последующих; при регрессии вплоть до воспринятых образов они утрачивают свое выражение. Связь мыслей, скрывающихся за сновидением, утрачивается при регрессии к сырому материалу.
Вследствие каких же изменений становится возможной регрессия, невозможная днем? Здесь идет речь, вероятно, об изменении распределения энергии в отдельных системах, благодаря которому они становятся более или менее доступными для прохождения возбуждения; но в любом таком аппарате тот же самый эффект мог бы быть достигнут не только одним рядом таких изменений. Тут тотчас же возникает, конечно, мысль о состоянии сна и тех изменениях, которые вызывает он на чувствующем конце аппарата. Днем совершается постоянное устремление из системы ^-восприятии к мотор-ности; ночью оно прекращается и не может ставить преград обратному течению раздражении. Это то самое «изолирование от внешнего мира», которое, по теории некоторых авторов, должно разъяснять психологический характер сновидения. Однако при объяснении регрессии сновидения приходится считаться с другими регрессиями, совершающимися при болезненных состояниях бодрствования. Эти формы разрушают выставленное нами положение. Несмотря на непрерывное чувствующее течение в прогредиентном направлении, регрессия имеет все-таки место.
Галлюцинации при истерии и паранойе, а также видения психически нормальных лиц соответствуют действительно регрессиям и представляют собой мысли, превратившиеся в образы; это превращение претерпевают лишь те мысли, которые находятся в тесной связи с подавленными и оставшимися бессознательными воспоминаниями. Например, один мой пациент, двенадцатилетний истерик, не может заснуть по вечерам: его пугают «зеленые лица с красными глазами». Источником этого явления служит подавленное, но в свое время сознательное воспоминание об одном мальчике, которого он четыре года назад часто встречал и который воплощал для него устрашающую картину недостатков, в том числе и онанизма, составляющего для него самого теперь причину постоянных угрызений совести. Мать говорила тогда, что у нехороших детей бывает зеленый цвет лица и красные глаза. Отсюда и кошмарное видение, имевшее, однако, лишь цель напомнить ему другое предсказание его матери, о том, что такие мальчики сходят с ума, не учатся в школе и рано умирают. Мой юный пациент осуществил часть этого пророчества: он остался на второй год в классе и боится, как показал анализ его нежелательных мыслей, осуществления и второй. Лечение, однако, спустя короткое время оказало свое действие: он перестал страдать бессонницей, перестал бояться и благополучно перешел в следующий класс.
Я могу отнести сюда же «разрешение» галлюцинации, о которой сообщила мне одна 40-летняя истеричка и которую она испытала, еще будучи здоровой. Однажды утром она раскрывает глаза и видит в комнате своего брата, который, как ей известно, находится в доме умалишенных. Рядом с ней в постели спит ее маленький сын. Чтобы ребенок не испугался и чтобы с ним не сделались судороги, если он увидит дядю, она прикрывает его одеялом, и в это мгновение видение исчезает. Эта галлюцинация является
