превратились в миллиард с хвостиком.
Он снова поднял телефонную трубку и приказал брокеру:
— Когда за «Ранторский купол» начнут давать по семьдесят девять, выбрасывай акции на рынок.
Но настоящий фурор Рейл произвел на Ранторской бирже, когда скупил акции «Титана и меди». Он сразу приобрел несколько больших пакетов, и акции молниеносно взлетели вверх, вызвав ажиотаж на всех рынках Солнечной системы. А Рейл под шумок окончательно загнал в угол «Скафандры, лимитед». «Скафандры» лопнули.
Два дня подряд все центральные биржи четырех миров трясла жестокая лихорадка. Биржевики следили за тем, как поднимались в цене акции «Титана и меди». Представители «Межпланетной энергии» предлагали их на продажу, но желающих купить не находилось. Акции неуклонно ползли вверх.
А затем в течение одного часа все скупленные Рейлом на двух биржах акции были выброшены по демпинговым ценам на рынок. Агенты «Межпланетной», напуганные перспективой потери контроля над двумя важными отраслями, судорожно их скупали. Цена резко ухнула вниз.
В результате этой операции Спенсер Чемберс потерял три миллиарда, если не больше. А Бен Рейл превратился в мультимиллионера. Грег Маннинг тоже приумножил свое состояние.
— Все, хватит, — сказал Грег. — Чемберса мы проучили. Пора закругляться.
— С удовольствием, — согласился Бен. — Так играть неинтересно: слишком легко выигрывать.
— До встречи, Бен.
— Как-нибудь непременно выберусь на Землю. И ты тоже заходи вечерком, когда будет свободная минутка. Посидим посумерничаем.
— Приглашение принято, — отозвался Грег. — С нашей трехмерной машиной это раз плюнуть.
Он протянул руку к пульту управления. Экраны в конторе Рейла погасли.
Рейл достал сигару, аккуратно поджег кончик и задрал ноги на стол.
— Ей-богу, — промолвил он довольно, — в жизни так не развлекался!
Глава 8
На экране громоздился гигантский цилиндрический корпус из первоклассной бериллиевой стали. Исполинский цилиндр прочно удерживали на месте массивные поперечные балки. Сверкая в ярком свете прожекторов, корабль уходил верхушкой в тень, где вокруг него копошились крошечные фигурки рабочих.
— Какой красавец! — сказал Расс, попыхивая трубкой.
— Они трудятся день и ночь, чтобы поскорее закончить его, — откликнулся Грег. — В один прекрасный момент нам может понадобиться корабль, и понадобиться срочно. Когда Чемберс действительно спустит на нас всех собак, нам придется скрываться в космосе. — Он коротко и невесело хохотнул. — Но долго мы играть в прятки не будем. Подготовимся к бою — и заставим Чемберса открыть карты. Пускай выкладывает все свои козыри!
Расс выключил телевизор, экран потускнел. В лаборатории тотчас сгустились причудливые тени. Ярче замерцали огоньки, фантастические машины выпятили круглые бока, словно их распирала скрытая внутри безбрежная энергия.
— Мы прошли долгий путь, Грег. Действительно долгий. У нас есть такая энергия, о которой можно только мечтать. У нас есть космический двигатель практически неограниченной мощности. У нас есть стереотелевидение.
— И мы разгромили Чемберса на бирже, — сухо добавил Грег.
Они замолчали. Запах дыма из трубки Расса смешивался в воздухе с запахом смазки и легким ароматом озона.
— Но мы не должны недооценивать Чемберса, — снова заговорил Грег. — Президент допустил всего одну ошибку: он недооценил нас. Нам его ошибку повторять нельзя. Чемберс опасен. Он не остановится ни перед чем, даже перед убийством.
— Он, однако, не торопится, — отозвался Расс. — Видно, надеется, что Крэйвен сумеет догнать нас или даже перегнать. Но доктору не везет. Он упорно вгрызается в теорию радиации, но особых успехов пока не достиг.
— А если бы и достиг, какое это имеет значение?
— Большое. Он смог бы заставить работать на себя все виды излучений, существующие в природе. Космические лучи, тепловые, световые — какие угодно. В мире уйма радиации.
— А все этот чертов Уилсон! — прорычал Грег. — Если бы не он, Чемберс спокойно жил бы, ничего не ведая, до тех пор пока мы сами не выступили бы с открытым забралом.
— Уилсон! — воскликнул Расс, всем телом подавшись вперед. — Я напрочь забыл про него! Давай-ка попробуем его разыскать.
Гарри Уилсон сидел за столиком в Марсианском клубе и смотрел, как полуобнаженные девушки исполняют экзотический танец. Над тлеющей сигаретой клубился ленивый дымок. Уилсон, прищурившись, разглядывал танцовщиц. Что-то в этом танце было такое, что пробирало его до мозга костей.
По залу раскатилось мощное крещендо, музыка стихла до еле слышного шепотка — и вдруг оборвалась. Девушки убежали со сцены. Раздались вежливые негромкие аплодисменты.
Уилсон вздохнул, раздавил в пепельнице окурок и глотнул из бокала вина. Рассеянным взглядом скользнул по разгоряченным лицам ночной публики. Вот они — великие, почти великие и допущенные до лицезрения великих. Брокеры и бизнесмены, художники, писатели и артисты. Были тут и какие-то темные, никому не известные личности, и такие, о которых было известно даже слишком много — плейбои и леди, все с родословными и при деньгах. Мужчины в безупречных костюмах, женщины в изысканных дорогих нарядах…
И он, Гарри Уилсон. Официанты, обращаясь к нему, называли его «мистер Уилсон». Люди за соседними столиками шепотом пытались выяснить, кто он такой. Душа его таяла от блаженства и жаждала лишь одного — чтобы так продолжалось вечно: хорошая еда, хорошие напитки, пастельных расцветок стены, мягкий свет и странная экзотическая музыка. Холодное, но красочное совершенство.
Всего пару месяцев назад он стоял на улице — всем чужой в этом городе, механик из маленькой лаборатории, которому за мастерскую работу платили жалкие гроши. Он стоял и смотрел, как завсегдатаи поднимаются по ступенькам и скрываются за чудесной дверью. С горечью смотрел…
Зато теперь!
Оркестр заиграл новую мелодию. Блондинка за соседним столиком кивнула Уилсону. Он важно кивнул в ответ, ощущая, как шумит в голове выпитое вино, как греет оно в жилах кровь.
И туг кто-то окликнул его по имени. Уилсон оглянулся, но не поймал ни единого обращенного к нему взгляда. И вновь, перекрывая звуки музыки, гул застольных бесед и шум в его собственной голове, раздался голос, холодный и твердый как сталь:
— Гарри Уилсон!
Уилсон содрогнулся. Потянулся за вином, но рука, не успев дотронуться до ножки бокала, вдруг затряслась мелкой дрожью.
Прямо напротив него сгустилось туманное сероватое пятно, словно какое-то потустороннее мерцание. Из этого мерцания внезапно материализовался карандаш.
Уилсон ошалело уставился на него. Карандаш коснулся острием скатерти и принялся медленно выводить черные буквы. Загипнотизированный зрелищем, Уилсон почти физически ощущал, как безумие запускает свои костлявые пальцы прямо к нему в мозги. Карандаш тем временем писал:
«Уилсон, ты продал меня!»
Несчастный попытался что-то сказать, хотя бы вскрикнуть, но в горле до того пересохло, что у него
