Мэк довольно спокойно выслушал ее и, к его чести, не сказал ни слова о побеге и прочей ерунде. Он лишь попросил ее пойти с ним на пять минут в парк, но она не пошла.
Две-три недели они виделись только урывками.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои – суета.
– Что такое человек, что ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание твое?
Посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если я согрешил, то что я сделаю тебе, страж человеков? Зачем ты поставил меня противником себе, так что я стал самому себе в тягость?
И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? Ибо вот я лягу в прахе, завтра поищешь меня, и меня нет.
ПАРОВЫЕ БАНИ
В Бэттерси, на углу Форни-стрит и Дин-стрит, издавна помещались мужские бани. Посещали их преимущественно пожилые господа, устройство бань было несколько примитивно. Ванны были деревянные и довольно ветхие, столы для массажа шатались, а купальные простыни были от частого употребления сплошь в дырах. Зато только в этих банях можно было принимать ванны из редкостных целебных трав. Ванны эти не прописывались врачами: один посетитель рекомендовал их другому. Заведение называлось «Банями Фэзера». Цены были довольно высокие. Обслуживалось оно женщинами.
Уильям Кокс был завсегдатаем этих бань, он захаживал туда не реже одного раза в неделю. Пайщики Компании по эксплуатации транспортных судов приучились посещать их, когда им нужен был Кокс.
Лечебные ванны принимались в закрытых кабинках; там же делали массаж. Что же касается паровых ванн и коек для отдыха, то они помещались в общем зале. Там было удобно беседовать о делах, в особенности оставив за собой все койки. Об этом можно было договориться с администрацией; тогда над кассой просто вывешивалась табличка: «Мест нет».
Собирались они обычно по понедельникам. В субботу и воскресенье бани не работали, так что в начале недели обслуживающий персонал был не слишком утомлен. Кокс был мастер предусматривать такие мелочи.
Сначала некоторые пайщики пытались протестовать против подобного места свиданий. Но в конце концов никто не захотел отколоться от большинства. Когда же дела КЭТС приняли неблагоприятный оборот, все компаньоны стали являться на совещания весьма точно.
Даже Финни приходил вовремя. Это был пожилой, высохший брюзга, не терпевший никаких излишеств; тем не менее он уверял, что лечебные ванны благотворно действуют на его больной желудок. Он опасался рака и охотно заводил беседу о его симптомах. Банщица, обслуживавшая кабинку Э 6, уже знала их наизусть.
Пичем раз и навсегда оставил за собой единственного банщика, здорового, толстого мужчину, внушавшего трепет своими массажами. Банщицы были, в общем, не слишком назойливы, но, по мнению Пичема, чересчур легко одеты.
Как только Пичем вернулся из Саутгемптона, он встретился с Истменом и сообщил ему, сколько стоят новые суда. Он дал ему понять, что их нужно приобрести как можно скорей. О Коксе он нарочно отозвался чрезвычайно нелестно и назвал его бесстыжим живодером. Кокс, несомненно, раззвонит по всему городу, что компания пыталась сбыть правительству ветхие, никуда не годные суда. Все это дело затеяно им специально для того, чтобы втянуть их в уголовщину, а затем шантажировать. Законная прибыль с военных поставок составляет обычно триста процентов. Попытка компании сорвать свыше четырехсот пятидесяти процентов произведет отвратительное впечатление. Истмен согласился с ним: с маклером можно будет рассчитаться только после покупки новых судов. Они решили протомить прочих пайщиков еще несколько дней и только в понедельник, на очередном совещании, сообщить им о высоких ценах. Присутствие Кокса будет, пожалуй, даже желательным, ибо он, возможно, пробудит в пайщиках кое-какие надежды, пообещав повышение покупной цены со стороны правительства.
Совещание семи пайщиков, собравшихся в банях в ближайший понедельник, прошло не без трений.
Текстильный фабрикант Мун, Финни и баронет уже лежали на полках. Пичема еще массировали, а ресторатор Краул, не желавший принимать ванну, сидел одетый на стуле, когда Истмен, принимавший паровую ванну, приступил к докладу. Кокс делал гимнастику.
Истмен начал с того, что присутствующие должны раз навсегда выкинуть из головы всяческую мысль о возможности продажи старых корыт. Он подчеркнул, что план этот был весьма соблазнителен, но оказался неосуществимым. За те пять тысяч фунтов, что были предоставлены в безотчетное распоряжение приятеля Кокса из морского ведомства, они имеют право требовать энергичной поддержки интересов КЭТС. Однако никто не станет закрывать глаза на явное преступление. Сокрытие первого злосчастного эксперимента с «Красавицей Анной», «Юным моряком» и «Оптимистом» и перенесение этих названий на новые суда обойдется еще в семь тысяч пятьсот фунтов, из коих четыре тысячи должны быть уплачены немедленно, три тысячи пятьсот – по совершении сделки. Эту сумму следует рассматривать как плату за науку.
В то время как банщик немилосердно массировал Пичема, последний с интересом наблюдал, как соревновались в потении толстый Истмен, скорчившийся в паровой ванне, и Краул, сидевший в полном параде на стуле и внимавший ему с неописуемо алчным выражением лица. Это было безмолвное, глухое соревнование. После исчезновения овцевода ресторатор был самым слабым звеном в цепи КЭТС. Он все время жаловался на скверное состояние дел и говорил о мече, который постоянно висит над его головой. Именно поэтому он с особенным рвением влез в новое, сулящее наживу предприятие. Деньги для первого взноса он взял у тестя. И вот теперь он соревновался с домовладельцем, кто кого перепотеет. Когда Истмен, еще совершенно сухой, заговорил о трудностях, связанных с приобретением исправных транспортных судов как раз в настоящий момент, у ресторатора уже показались на лбу бусинки пота. А когда Истмен назвал цифры (тридцать восемь тысяч пятьсот фунтов и семь тысяч пятьсот фунтов) и у него самого при этом выступили первые капельки, ресторатор уже плавал в поту.
Внешний вид и поведение прочих пайщиков также свидетельствовали о сильнейшем внутреннем возбуждении. Финни (впрочем, он всегда был нюней), издав жалобный стон, ударил себя по животу, а Мун захныкал, как старая баба. Если бы банщицы присутствовали при этом зрелище, они, несомненно, подивились бы душевной слабости обычно столь властных мужчин. Впрочем, женщина, как это установлено многократными исследованиями, гораздо лучше мужчины переносит боль.
Пичем тоже почувствовал себя очень скверно при мысли о том жестоком ударе, который нанесла ему дочь своим несвоевременным браком.
Когда Истмен закончил свой доклад и вылез из ванны, первым взял слово ресторатор; на редкость глухим голосом он сказал, что если все это так, то он обанкротился и просит господ компаньонов впредь не рассчитывать на него. Обо всем дальнейшем они могут договориться с его адвокатом.
Он добавил, что его тестю семьдесят восемь лет и что он, то есть тесть, взял ссуду под свои сбережения в надежде обеспечить дочери безбедное существование. Его, Краула, детям восемь и двенадцать лет. Истмен, обтиравший мясистые ляжки, заметил, что не так еще все страшно, но Мун резко оборвал его. Истмен обиделся.
Финни сослался на свою тяжелую (по всей вероятности, смертельную) болезнь и усомнился в том, что ему удастся собрать требуемую сумму. Истмен раздраженно заметил, что он тоже мог бы найти лучшее применение 3000 (трем тысячам) фунтов. Баронет молчал. На его воспитание было потрачено много
